Я снова на подхвате.
Тошнота подкатывает к горлу ровно в тот момент, когда в столовую входит хозяин дома. Я успеваю только поздороваться, вскочить из-за стола и вылететь из столовой в свою комнату. Едва добегаю до ванной и склоняюсь над унитазом, меня выворачивает. Я почти ничего за день не ела, поэтому меня не столько тошнит, сколько пустой желудок пытается извергнуть мои внутренности.
– Госпожа Ниса, с вами все в порядке? – слышу из-за двери голос… Хаи. Хаи! Не Омара. Ну конечно, он ведь занят основной женой. Да и что с запасной случится? Она всего лишь беременна.
Наконец моя злость возвращается. Из-за того, что произошло в спальне около часа назад, мои мозги как будто были покрыты туманом. Я шла на этот ужин, как овечка на заклание. Покорно и без возражений. А теперь, когда вся ярость с новой силой захлестнула меня, я снова готова противостоять Омару. Хочет брак? Ладно, я не отказываюсь, потому что жизни членов моей семьи слишком для меня важны. Да что там? Даже если мой отказ завалит папин бизнес, я все равно согласилась бы, потому что знаю, сколько сил и времени он посвящает своей работе. Я бы не дала ему так просто этого всего лишиться. Но принять веру, к которой я не испытываю ничего… Да я ни к одной религии ничего не испытываю! Поэтому ни разу в жизни не была ни в одном храме. Ну, разве что только на экскурсиях. И вот эти все ужины большой дружной семьей – это тоже желательно пропустить. Пускай облизывают свою любимую невестку – законную жену и правоверную девочку Яру. Я ни в чем ее не обвиняю. Думаю, она такая же заложница обстоятельств, как и я.
А вообще интересная штука с этой семьей получается. Они как будто не верят, что их можно просто полюбить. Что брак может быть заключен, исходя из чувств, а не по договоренности. Амиру хотели отдать замуж за какого-то типа, она как-то обмолвилась об этом. Омара вон женили, да не один раз. И все это на основании каких-то сделок. Ни в одном из союзов не идет речи о чувствах. Интересно, он вообще способен их испытывать к кому-то, кроме семьи?
– Госпожа Ниса! – снова зовет меня Хая и стучит в дверь.
– Да, все нормально! – отзываюсь я.
Сев на пятки, опускаю крышку унитаза, смываю за собой, а потом кладу на нее сложенные руки и упираюсь в них лбом. Это первый приступ токсикоза за всю мою беременность. А, может, это и не токсикоз вовсе, а реакция на жену Омара?
Поднявшись, привожу себя в порядок и выхожу в спальню. Хая ждет меня у двери, сложив руки перед собой.
– Госпожа, вам нездоровится?
– Да, слегка, – отвечаю, проходя мимо Хаи и плюхаясь на кровать.
– Вам нужно поесть. Вы сможете?
– Не знаю. Наверное.
– Тогда пойдемте, я помогу вам вернуться в столовую.
– Я никуда не пойду.
– Но как же?.. – она смотрит на меня расширившимися глазами, видимо, не веря, что я могу перечить такой семье. – Там же все собрались.
– А если б я тут умирала, ты бы тоже потянула меня туда? Не пойду.
– Госпожа…
– Я все сказала! Если нельзя поесть в своей комнате, тогда я вообще отказываюсь от ужина.
Ночью поем, если что. В доме Омара прокатывало, и тут должно получиться.
– Госпожа, я вынуждена буду доложить об этом господину Омару.
– Да хоть господину Заиду, мне все равно.
Бросив на меня гневный взгляд, Хая фыркает и, развернувшись так резко, что я думала, упадет, выбегает из комнаты. Довольно проворно для такой старушенции.
Откидываюсь на подушку и прикрываю глаза в ожидании казни. А то, что сейчас сюда явится мой лысый каратель, я не сомневаюсь ни секунды.
Глава 28
Ниса
Удивительно, но он не приходит. Ни сразу, ни через час. А позже, когда мне все же приносят ужин в комнату, молодая девушка на мой вопрос об Омаре, отвечает, что они с женой уехали сразу после ужина.
Вы когда-нибудь испытывали чувство, когда хочется рвать на себе волосы от бессилия? Когда не можешь ничего сделать в сложившейся ситуации, но она разрывает на части, потому что ты точно уверена, что не должна была в ней оказаться.
Я рву принесенную Хаей одежду. Это не так просто, потому что, судя по всему, вещи изготовлены на совесть. Но я нахожу маникюрные ножницы, с особым остервенением вонзаю их в тонкую ткань и разрываю ее. Разбрасываю лохмотья по всей комнате, топчу их, словно пытаясь топотом заглушить звуки своего рыдания. Внутренности горят огнем к моменту, когда я заканчиваю с тряпьем, и я оседаю на пол среди этого беспорядка.
Перевожу взгляд опухших глаз на поднос с едой. Я чертовски голодна, у меня уже болит живот, но как представлю, что придется затолкать в себя хотя бы кусочек, начинает тошнить. От усталости и эмоционального всплеска уже кружится голова. Хочется к маме. На остров. Вернуться в беззаботные дни, когда меня не волновало ничего, кроме рисования и серфинга. А еще поступления в университет, к которому я так долго и упорно готовилась. Теперь все это полетело коту под хвост, потому что я понимаю, что Омар не даст мне учиться. Он, скорее всего, запрет меня где-нибудь, дождется рождения ребенка, а потом забросит меня навсегда за ненадобностью.
Новая боль от осознания ненужности и своей второй роли прошивает мое тело. Не в силах держаться даже сидя, я ложусь на разорванные тряпки и тихо плачу. Сил на громкие рыдания уже не остается. Так и засыпаю. Прямо на полу, среди лохмотьев и устроенного мной беспорядка. Такого же, какой царит внутри меня.
Посреди ночи я чувствую, как меня поднимают на руки и укладывают на кровать. Знакомый запах щекочет ноздри, но у меня нет сил открыть глаза.
Как только оказываюсь на шелковых простынях, меня укрывают, а потом… обнимают. Я хочу оттолкнуть Омара, послать его. Но веки настолько тяжелые, что поднять их невозможно. Я только что-то мычу, а он молча прижимает меня к себе и целует в макушку. Хочу сказать, как люто ненавижу его, что он испортил мне всю жизнь. Но увы… Все, на что меня хватает – это сжать в руке ткань его одежды, а потом отпустить. Во сне мне кажется, что я отталкиваю, но вряд ли это так. Наконец я падаю в спасительную темноту.
Утром, проснувшись, я ожидаемо не застаю никакого Омара. О его ночном визите свидетельствуют только оставшийся в комнате запах и смятые простыни на второй стороне кровати.
Виски нещадно пульсируют болью, глаза опухли, веки кажутся свинцовыми. И желудок уже не просто голоден, мне кажется, он превратился в один сплошной комок боли.
Сделав над собой усилие, тащусь в душ. Привожу себя в порядок, мою волосы, чищу зубы. Это немного проясняет мысли. Прикладываю смоченное в холодной воде полотенце к глазам, чтобы хоть чуть-чуть снять отечность. Помогает слабо, но все же лучше, чем было. Белки глаз покраснели, губы опухли от моих собственных укусов, нос заложен. Адская была ночка.
Вернувшись в комнату, надеваю свое самое скромное платье, с удивлением обнаружив, что все тряпки убраны из комнаты, как и поднос со вчерашним ужином. Видимо, пока я была в душе, горничная уже потрудилась в спальне.
