— А если я откажусь? — продолжаю бороться за наших малышей.
Глаза Захара темнеют. И я чудом не отшатываюсь. Держу спину ровно.
— Не откажешься. Я тебя поэтому предупреждаю сразу, на берегу: никакой семьи и детей. За это ты купаешься в моем внимании и бабках.
— Купить меня решил? Превратить в содержанку?
Скалится.
— Нет, зачем? Предлагаю выгодную сделку.
— И в чем моя выгода?
Я реально не понимаю в чем… в деньгах?
— Ты будешь со мной.
Угукаю.
— Подумай, Красная Шапочка, — гладит меня по щеке, а мне становится мерзко.
Отстраниться хочу. Отмыться от этого прикосновения.
— Подумаю, Серый Волк.
Тошнота становится ощутимой.
Вскакиваю с кресла и хватаю сумочку.
— Извини, мне нужно отлучиться.
Не жду от него ответа и выбегаю в коридор, ведущий в уборные.
В последнюю секунду успеваю закрыться в кабинке, и меня сгибает над унитазом. Выворачивает так, что все кости превращаются в вату.
Меня трясет, все тело содрогается от приступов рвоты. Нащупываю бутылку с водой и делаю спасительный глоток.
— Ничего, крошки, я вас не дам в обиду, — хватаюсь за живот, а по щеке стекает слеза.
Усаживаюсь на крышку унитаза и жду, пока перед глазами перестанет все плыть. Выхожу, придерживаясь за стенку.
— Вам плохо? — на меня испуганно смотрит незнакомая девушка.
Мотаю головой. Выдавливаю улыбку.
— Видимо, съела что-то не то.
— Ох, бывает, — усмехается.
Подходит ко мне и поддерживает.
— Давайте, умойтесь прохладной водой. Должно полегчать.
— Спасибо, — стараюсь выдавить улыбку.
— Вы с кем-то? Может, кого-то позвать.
— Нет, — слишком быстро почти выкрикиваю.
Девушка слегка вздрагивает. А я мысленно даю себе подзатыльник.
— Просто, понимаете, я с парнем на свидании. Ну и вот, представляете, он меня вот такой увидит.
Она усмехается.
— Ну да, такое себе. Извините, мне пора, меня там тоже ждут.
— Да, конечно, спасибо вам за помощь.
Она пожимает плечами.
— Поправляйтесь.
Упираюсь руками в раковину и поднимаю взгляд на зеркало. Бледная, под глазами начинают проявляться синяки. Ополаскиваю лицо прохладной водой и стараюсь глубоко дышать.
Мне начинает названивать Захар. Сбрасываю и заставляю себя выйти.
Я не собираюсь сейчас сбегать. Это не решит проблему, и Захар может меня искать, чтобы переубедить или ещё что-то.
А мне это не нужно. Решать, так конкретно все.
Возвращаюсь к нему.
— Извини.
Он окидывает меня взволнованным взглядом.
— Все в норме?
Прислоняю ладонь к щеке.
— Немного давление подскочило. У меня бывает.
Кивает.
— Так, может, тебе лучше домой? Отлежишься.
— Да, было бы здорово. Извини, что порчу вечер. Видимо, устала сильнее, чем я думала.
Доезжаем в полном молчании. Я не начинаю разговор, да и Захар не спешит нарушить тишину.
Подвозит к дому и поворачивается, как обычно. Окидывает взглядом.
— Может, в больницу, Юль? Ты какая-то бледная.
Мотаю головой.
— Ну прям уж. Буду я ещё кататься в больницу из-за каждого недуга. Завтра буду огурцом. Не забивай голову, — стучу по его виску.
Он перехватывает моё запястье, а я боюсь дернуться и выдать себя. Выдать, что мне не нужны эти прикосновения. Хотя я сама виновата. Чего полезла к нему?
Прижимается губами к тыльной стороне моей руки и смотрит прямо в глаза.
— Подумай над моим предложением. Уверен, нам будет хорошо вместе.
Улыбаюсь. Точнее, изображаю улыбку и выхожу.
Машу ему вслед, жду, пока его машина скроется из виду. Ноги отказываются послушно держать мое тельце, и я падаю на заснеженную лавочку.
Из меня вырывается всхлип. Зло вытираю слезы, но они не желают прекращаться.
Достаю телефон.
— Ад, — голос дрожит, — ты сейчас занята?
— Юлек, что стряслось?
— Занята? — уже почти скулю в трубку.
Боль разрывает все тело. Всхлипы становятся сильнее.
— Еду. Ты дома?
Угукаю.
Часто-часто глотаю слюну, чтобы меня снова не вырвало. Беру в руку горсть снега и сжимаю его.
Жду подругу и не решаюсь встать на ноги. Боюсь, сразу грохнусь на притоптанный снег.
Машина Адки тормозит, но скользит по легкому гололеду, останавливаясь чуть подальше моего подъезда.
— Ты дурная?! — орет подруга на весь двор. — Ты какого черта голой жопой на холодной лавке сидишь?!
Подбегает ко мне, периодически поскальзываясь, и сдергивает меня с лавки.
Я чуть ли не повисаю у неё на руках, пока она продолжает отчитывать меня:
— Совсем башкой не думаешь! Ты какого фига такой опасности детей подвергаешь! А если простынешь, ты хоть подумала, чем может обернуться это твое сидение на холодном? Юля!
Она встряхивает меня как куклу и заглядывает мне в лицо.
— Боже, что с тобой?
Всхлипываю.
— Ну-ка, домой.
Заталкивает меня силой в подъезд, чуть ли не волоком дотаскивает до квартиры. Роется в сумке в поиске ключей.
Заботливо раздевает.
— Так, чай горячий! — кричит из кухни, пока я растекаюсь на диване. — Ванну нельзя, душ тоже. Опасно! Так что чаем буду отпаивать, пока не лопнешь.
Забегает в гостиную, заворачивает меня в плед и вручает большую кружку с ароматным чаем.
Сама усаживается на пол и смотрит на меня так пронзительно, что снова слезы подкатывают.
— О, горе ты мое, ну что такое? Что могло случиться за несколько часов, пока мы не виделись?
— Он сказал про аборт, — вышептываю непослушными и одеревеневшими губами.
Адка удивлённо хлопает глазами.
— Ты ему сказала? — пищит и закусывает губу.
Мотаю головой.
— А как тогда? Юль, постарайся не плакать, милая, — поглаживает меня по ноге.
Обхватываю кружку и не чувствую тепла. Кажется, я промерзла вся изнутри после разговора с Захаром.
