— Скорая. — Денис тычет пальцем в стекло. — И полиция.
Я выглядываю на улицу. Ничего толком не разобрать. Освещение во дворах такое, что иной раз лучше идти с фонариком, когда возвращаешься поздно вечером. На нашей стороне совсем темно, и никакие жалобы не помогают. Все застройщики поначалу обещают сказку, но часто она идет вразрез с ожиданиями поверивших в нее жильцов.
— Да, скорая и полиция, — соглашаюсь с Денисом. — У тебя такие же стоят в детской. Пойдем поиграем в них и будем спать, — предлагаю я, сняв сына с подоконника.
— Нет, — упрямится он и снова лезет к окну. — Хочу посмотреть.
Не понимаю, на что там смотреть. Район у нас не самый благополучный. Впрочем, других в Питере, наверное, и нет. Везде свои нюансы. На всякий случай я всегда ношу в сумке газовый баллончик, но, к счастью, ни разу не приходилось им воспользоваться.
Пока Денис смотрит в окно, мою чашку, убираю со стола и достаю из морозилки курицу. Завтра устроим дома нечто вроде праздника. Я давно не стояла у плиты. Приготовлю лапшу, пожарю котлет. Так было удобно, когда Денис ходил в сад. На мне оставался лишь ужин.
— Уехали? — переделав дела, спрашиваю у Дениса.
— Нет, — отзывается он.
Я подхожу к окну и снова выглядываю на улицу. От соседей слышала, что недавно в нашем районе угоняли дорогие машины. Может, это как раз та самая история? Уже среди бела дня устраивают беспредел.
Через десять минут Денис слезает с подоконника и тянет меня в детскую:
— Все, идем.
Хоть и стараюсь отвлекаться, запрещаю себе думать о визите Володи и его словах, но внутри разрастается тревога. Толком даже объяснить не могу, какого характера. Просто дико страшно за будущее. Давно я не испытывала столь сильного волнения, на грани паники.
Денис долго крутится, вертится, не может улечься и тоже нервничает. И вот как не верить в связь матери и ребенка? Наконец, сын закрывает глаза и проваливается в сон. Я поправляю ему одеяло и тоже иду спать.
Ближе к полудню сын меня будит. Наверное, это все накопленная усталость. Последнее время я часто недосыпала. Денис забирается на кровать и ластится, как котенок. Мы лежим в обнимку какое-то время, а потом идем на кухню.
— Ну что, уехали твои машины? — помешивая кашу ложкой, интересуюсь у Дениса, когда он опять усаживается на подоконнике.
— Да, — кивает сын. — А сегодня куда-нибудь пойдем?
— Ненадолго выйдем на площадку, потом я наведу порядок, приготовлю покушать и вместе посмотрим мультик, — перечисляю наши дела на день.
— А в магазин пойдем? Я киндер-сюрприз хочу.
Ох уж эти киндер-сюрпризы.
— Да. Но ты помнишь: игрушка твоя, а шоколадка — моя. Тебе ее нельзя.
— Помню, — недовольно отзывается Денис.
Мы завтракаем и выходим на улицу. Проводим на детской площадке от силы полчаса и замерзшие возвращаемся домой. Ветер — жуткий. Холодно. У дома я замечаю на асфальте кровь и вспоминаю о вчерашней скорой и полиции во дворе. Похоже, это был не угон машины.
Денис тоже замечает пятно.
— Что это? — Он тычет ладошкой в варежке на асфальт.
— Не знаю. — Я подталкиваю сына к подъезду.
Мы заходим в лифт, и в это мгновение сотовый заливается звучной трелью. У меня на Нелли и Алену стоит такая мелодия.
— Да, — отвечаю и лезу в карман пальто за ключом от квартиры.
— Насть, привет. Ты новости видела? — с ходу начинает Нелли. Голос у нее взволнованный.
— Нет, даже телевизор еще не включала… А что там?
Тревога набирает обороты.
— Я тоже их не смотрю, мне Ленар сказал. В общем, Володя в реанимации. Подробностей не знаю, но если хочешь, то сейчас все выясню…
— Что?! — Я застываю на месте. Даже забываю, куда иду и зачем достала ключи. — Володя вчера у меня был… Когда он успел попасть в больницу? — Запоздало осознаю, что говорю это вслух.
— Так… Ясно. Сейчас все уточню и через десять минут отзвонюсь.
В итоге Нелли перезванивает через полчаса. За это время я изучаю в гугле то, что накопали журналисты. Версий много, два из пяти источников утверждают, что это было заказное убийство. Другие три — что богатый, пресыщенный жизнью человек с кем-то повздорил и затеял драку.
Перевожу взгляд на гирлянду за окном и вспоминаю, как вчера Денис смотрел на машины скорой и полиции во дворе. А что, если…
Нет, глупости. Это не могло случиться здесь. Однако ничего не могу сделать с картинкой, которая, словно приклеенная, стоит перед глазами.
Телефон на столе оживает.
— Да, Нелли.
— Насть, я все узнала. Володя в тяжелом состоянии. На Третьякова напали… — Она запинается на секунду. — В вашем дворе.
Отмираю не сразу. Лишь когда понимаю, что не дышу. Подруга продолжает говорить в трубку, но я словно оглушена. В ушах звенит.
— Насть, ты слышишь? Алло? Насть? — тараторит Нелли.
— Слышу, — отвечаю на автомате и выключаю телефон. Сижу так какое-то время, прислушиваясь к своим чувствам.
На душе гадко, паршиво и тревожно. У Третьякова есть жена, она о нем позаботится, а мне нечего делать в больнице. Пусть даже Володя был вчера у нас и раскаивается в том, что не участвовал в жизни Дениса.
«Господи, — тру виски, разговаривая сама с собой. — Должна же быть у меня хоть капля самолюбия?» Но его, похоже, нет.
Набираю Нелли:
— Адрес больницы известен? И… не могла бы ты приглядеть за Денисом? Я скоро его привезу.
Глава 13
— Нет, я категорически против, — говорит Нелли и отрицательно качает головой. — К Третьякову тебя все равно не пустят. Давай ты никуда не поедешь? Я понимаю твои чувства, Насть, но…
— И я все понимаю, — обрываю подругу. — Только здесь болит, — тычу себе в грудь. — Володя бы ко мне точно приехал.
— Приехал бы, — соглашается Нелли. — Потому что у тебя мужа нет.
— Я хочу поехать и узнать о его состоянии, — настаиваю я.
— У Полины?
— Мы с ним накануне не очень хорошо поговорили, — продолжаю, пропустив мимо ушей слова Нелли. — Несчастье с Игорем я пережила. Но если и с Володей случится что-то подобное… — Осекаюсь. — Даже думать о таком страшно. Может, он в себя пришел и мне разрешат его увидеть?
Нелли какое-то время молчит, кусая губы.
— Ладно, — наконец произносит она и достает из кармана домашних брюк телефон. — Сейчас вызову няню. И Ленара предупрежу на всякий случай, куда мы поехали. Одну я тебя не оставлю. А если хочешь дружеский совет: не отказывайся впредь от помощи. Ни от какой. Тебе в этой семье, очевидно, кроме Володи никто не обрадуется. Да и с ним самим пока ничего не понятно. Одно лишь знаю: всем будет непросто в этой ситуации.
