Не хочу ничего анализировать, лишь из последних сил пытаюсь себя затормозить.
Тщетно.
Руки сами забираются под подол Настиного платья, сжимают гладкие ягодицы. Это как дорваться до сладкого, которое любишь больше всего на свете, но тебе его нельзя.
В детстве я однажды не удержался и съел шоколадку, затем вторую. После чего словил ужасный отходняк и провалялся под капельницами несколько дней. Почти так же и с Лаской.
Я ничего не узнавал о ней, вычеркнул Настю из жизни, чтобы обезопасить от своих сумасшедших нападок. И все эти годы думал, что выбрал правильный путь. Что «держать руку рядом с телефоном и каждый раз звонить в скорую в случае употребления запретного» — опасно. Единственное верное решение — отказаться от него совсем. Но сейчас все против меня. Я не могу отказаться от того, в чем так сильно нуждаюсь.
Вдыхаю запах Настиных волос и замираю. Рядом с ней сбоит самоконтроль. Стираются все границы. Наш разговор в машине четыре года назад и Настино признание словно раздробили меня на куски. Это не Ласка допустила ошибку, а я. Меня так же царапнуло, когда впервые увидел стройную, хрупкую брюнетку. Хотя вроде и понимал, что будущего у нас нет. Я чуть ли не с пеленок учился с репетиторами, став старше, получал одновременно два образования и мечтал об успешной карьере. А тут появилась Ласка, и я погряз в сомнениях, задумался о правильности выбранного пути. Ведь и впрямь забил на все в те дни, не пропускал ни одной общей тусовки.
Настя что-то бессвязно шепчет, пока я прижимаю ее к себе. В глаза смотрит, обнимает в ответ, и никакого, блядь, протеста.
Волна жара прокатывается по телу от ее отзывчивости. Зажмуриваюсь на мгновение и пытаюсь хоть как-то собраться. Бизнес, жена, самолет в Москву, чтобы завершить сделку, — все отошло на второй план. Мир опять сузился до этой дрожащей девчонки с огромными голубыми глазами. У которой есть сын. Мой сын.
Захлестывает эмоциями и звериной похотью. Все я понимаю. И почему избегал общения с Лаской, и почему между нами тогда все закончилось так неправильно. Но одно в голове не укладывается: как отец мог с ней так поступить? В чем виноват наш ребенок?
— Вова… — С губ Ласки слетает тихий вздох. Какой-то вымученный и истеричный.
Я отстраняюсь. Хватает доли секунд, чтобы оценить ситуацию и понять: это вовсе не протест, а просьба. Следом возникает вакуум, потому что я не только чувствую отклик в движениях Ласки, но и вижу желание в ее горящих глазах.
Давнишним воспоминанием пронзает с новой силой. Это должно, по идее, отрезвить, но все с точностью до наоборот. Я словно получил еще один шанс. Чтобы все исправить.
Тестостерон в крови зашкаливает. Охваченный несвойственным мне волнением, я опять целую Настю, испытывая дикое, первобытное желание. Два ребра сломаны, трещит голова, я на сильнейших обезболивающих, но все, о чем думаю и чего хочу — трахать Ласку, быть в ней, пить из ее рта стоны. Сейчас я дорвавшийся до шоколада сумасшедший, чертов мазохист, которому плевать, что после такой дозы сладкого наступит кома.
Непослушными пальцами веду по внутренней стороне Ласкиного бедра, сдвигаю белье. Быстро и настойчиво вырисовываю круги на мокрой плоти. Настолько мокрой, что перед глазами темнеет, когда думаю о том, как окажусь внутри. Колени Насти подкашиваются, она со стоном оседает, насаживаясь на мои пальцы. От этого еще больше рвет башню: Ласка тоже хочет этой близости. Никаких сомнений.
— Еще, — режет слух тихий шепот. — Пожалуйста, еще… — просит она.
Член в джинсах раздирает от ее слов. Одной рукой я ласкаю ее, второй справляюсь с ремнем и дергаю молнию вниз. Подхватываю Настю под колено и закидываю ее ногу себе на бедро.
«Мы делаем это без резинки», — последняя разумная мысль, которая мелькает в голове, когда член касается горячих складок, а потом, словно обезумевший, я накрываю рот Ласки своим. Сжимаю пальцами ее лицо и толкаюсь в тесную влажность, забывая о боли в ребрах. Не уверен, что сейчас это могло бы хоть на градус остудить мое желание.
— Да-а… Еще… — шепчет Настя, когда я снова и снова загоняю в нее член.
Наращиваю темп, вбиваюсь. Контроля больше нет и в помине. Вообще никакого. Ничего нет. Только эти минуты и оргазм Ласки, который лишает меня всякой сдержанности. Ощущения, как ни странно, сравнимы с теми, что были, когда на меня напали в подворотне. Только в разы приятнее.
Шаровая молния проносится по позвоночнику, сбивая с ног. Я закрываю глаза, отпуская Настю, и хватаюсь за стену. Вытаскиваю член в последний момент и кончаю. Сумасшествие полное. Ничего подобного я давно не испытывал. Если только той ночью, когда остался у Ласки и нас застал Игорь.
Прижимаю Настю к стене и зарываюсь носом в ее волосы. Мы долго восстанавливаем дыхание. Мне не видно лица, но чувствую: что-то изменилось. Ее тело натянуто как струна, сердце в груди стучит быстро.
— Уходи, — произносит Ласка не своим голосом.
Я отстраняюсь. В глазах напротив — испуг.
— Настя…
Ее всхлипывание пугает не на шутку. Растерзанная мной, дезориентированная. Щеки горят румянцем.
— Пожалуйста… — Ее голос срывается. — Уходи. Прошу… — Настя судорожно дышит и смотрит на меня, даже не пытаясь поправить одежду и привести себя в порядок. — Я не должна была… Не должна… Боже, что мы наделали? Уходи… — повторяет она и начинает одергивать платье.
Глаза у Ласки округленные, дикие. Не знаю, о чем она думает в этот момент, но уверен, что эти мысли мне не понравятся.
Я не двигаюсь. Не в состоянии. Не хочу никуда уходить. Отменю все встречи, поездки, посещения врача. Это все второстепенно. Хочу быть здесь. С Лаской, с Денисом. Но она, словно заведенная, просит оставить ее одну.
— Я постараюсь об этом забыть. И ты тоже забудь. Денис тебя не знает. Сейчас не время, чтобы войти в его жизнь. Тем более твой отец… он меня ненавидит. Твоя жена… Боже… — Настя закрывает лицо руками и отворачивается к стене. Ее плечи дрожат. — Что мы наделали?..
Я переоценил моральные качества человека, которого называл отцом. Разве отцы так поступают со своими детьми? Моя семья потопталась на чувствах этой наивной девчонки. Во мне давно нет романтизма, остался лишь холодный расчет, но губить в Насте все светлое было роковой ошибкой отца.
Трогаю Ласку за плечо, но она сбрасывает мою руку.
— Мы опять… — доносится ее приглушенный голос. — Я в отношениях, а ты женат…
— В отношениях с тем мажором из клуба? — цепляюсь я за ее слова.
Настя такая хрупкая, тонкая. Будто игрушечная.
— С ним, — шепчет она.
Поворачивается и смотрит на меня. Недолго. Почти сразу же отводит глаза, потому что в них собираются слезы.
— У нас с Никитой все серьезно. Очень.
Очередной обух по голове и выжигающая боль в груди. Да твою же мать… Опять рвет на ошметки от бури эмоций. Еще пару мгновений назад мы с Настей умирали в объятиях друг друга, а теперь она хочет, чтобы я ушел? Черта с два!
