Действительно, не знаю. Еще вчера все было хорошо, а сегодня утром Денис проснулся с температурой. Мало того, что Володя исчез, так еще и это. Я места себе не нахожу, меряя комнату из угла в угол.
— Да что вы, Настенька. Я к вам привыкла. Денис у вас замечательный мальчик. — Татьяна Павловна тепло улыбается. — Напоминает одного моего подопечного, с которым я работала десять лет. Очень способный молодой человек. Музыкой занимался усердно. А Денису бы в художественную школу. У него есть все задатки.
— Мы ходили на пару занятий, — признаюсь я. — То ли Денис еще слишком мал, то ли учитель ему не понравился, но на третьем уроке он закатил истерику и сказал, что больше не пойдет. Я настаивать не стала. Решила спустя время вернуться к этому вопросу. Чтобы окончательно не отбить у сына желание рисовать.
— Дети чувствительны. Возможно, тот человек его чем-то от себя оттолкнул. Достаточно порой одного слова или взгляда. Может быть, вам попробовать уроки с другим педагогом?
— Да, я тоже об этом думала, — соглашаюсь я.
— На днях поинтересуюсь у знакомых, кто куда водит детишек. Я могла бы сопровождать Дениса на занятиях, хотите?
Я быстро киваю, чувствуя благодарность.
— Как, кстати, его самочувствие? Врач был?
— Пока нет. Заедет после обеда. Сказал дать жаропонижающее и пить побольше воды. Вроде и в сад сейчас не ходим, а где-то подхватили инфекцию. — Сокрушенно качаю головой. — Спасибо, что согласились с ним посидеть.
— Не беспокойтесь, Настя. Занимайтесь делами, а я пригляжу за Денисом. Все будет хорошо.
Поблагодарив Татьяну Павловну еще раз, я ухожу разбирать пакеты. Развожу лекарство и даю его сыну. Сижу с Денисом и няней в спальне какое-то время, а потом возвращаюсь на кухню.
Что отрицать, у меня из рук все валится, не могу сосредоточиться на учебниках. Да что там, ни на чем не могу. С утра не отхожу от телефона — жду звонка Алены. Я попросила ее через Яниса узнать, все ли в порядке с Вовой. Не знаю почему, но сердце не на месте. Даже у охранника узнавала про Третьякова. Он ответил, что не в курсе, где его хозяин.
Вибрация в ладони заставляет вздрогнуть. Я тычу, как обезумевшая, в зеленую кнопку, увидев имя подруги на дисплее.
— Господи, ну и бедовый твой Третьяков. Не успел из больничной палаты выйти, как в изолятор временного содержания угодил.
— Что?
Сердце сжимается.
— Да. Подробностей пока не знаю. Ян звонил Третьякову-старшему. Тот был не особо разговорчив.
В растерянности я опускаюсь на стул.
— В изоляторе временного содержания? Что это значит? Вову в чем-то обвиняют?
— Просто так туда люди не попадают, — спокойно говорит Алена. — Подробностей не знаю, почему он там оказался, — повторяет она, — но ты, пожалуйста, раньше времени не переживай. Скорее всего, это какое-то недоразумение.
Перед глазами возникают сбитые костяшки на кулаках Вовы. Почему-то кажется, что это взаимосвязано и никакая не случайность. Есть только один способ выяснить.
— Спасибо, Ален. Если что-то будет известно, ты меня набери.
— Конечно, — отзывается цветочек.
Завершив разговор, звоню Никите. Пока слушаю гудки, от волнения вжимаю пальцы в металлический корпус. Щербаков не отвечает.
Я гипнотизирую телефон в руках. Не знаю, что дальше делать. Ничего не остается, кроме как ждать. Опять ждать…
Когда собираюсь сходить к Денису и проверить, как он, телефон снова звонит. Номер мне незнаком. Отчего-то тревога сковывает с новой силой.
— Да, — коротко отвечаю я.
В трубке слышны частые вздохи, а потом звучит бесцветный голос, по которому невозможно узнать настроение человека:
— Это Полина, жена Владимира. Нам бы поговорить.
— О чем?
— О ком. О моем муже.
— Я…
— Нет, не торопись отказываться, — перебивает Третьякова, правильно поняв мою реакцию. — С глазу на глаз будет, конечно, лучше. Я привыкла видеть собеседника при разговоре. Но если ты откажешься, то можем и по телефону все обсудить. Так или иначе общения с моей семьей тебе не избежать.
— Ты хочешь встретиться в то время, когда Вова находится в изоляторе временного содержания? — уточняю я.
— Ты уже в курсе? Хотя почему нет, если твой дружок здесь замешан…
Все-таки из-за Никиты… Боже… Я догадывалась, но до последнего это отрицала.
— Через час в кафе у твоего дома. Адрес я знаю, — продолжает настаивать Полина.
Я кусаю губу, думая над ответом. Естественно, никакой встречи и разговора не будет, о чем я и собираюсь сказать, но Третьякова опять опережает:
— Или я приеду к тебе домой. Только сомневаюсь, что тебе хотелось бы встречаться со мной на своей территории. Поверь, я тоже не испытываю желания быть там, где вы совокупляетесь с моим мужем.
Пульс против воли ускоряется. Следовало бы положить трубку, но я почему-то этого не делаю.
— Вова приставил к нам охрану. Ты вряд ли попадешь в квартиру. Можешь сказать все по телефону, никаких личных встреч не будет, — уверенно произношу я.
— Даже так… — задумчиво хмыкает Полина. — В принципе, мне все равно, где и как об этом говорить. Ты, наверное, видела в прессе информацию о нашем разводе? В действительности мы с Владимиром этого не допустим. Наш брак устраивает обе семьи. Я пообещала мужу молчать, но… так ведь нечестно, да, Настя? Ни по отношению к тебе и твоему ребенку, ни по отношению ко мне. С какой стати я должна закрывать глаза на измены мужа и подыгрывать ему, когда он идет против установленных правил? Уговор был, что Вова просто трахает тебя. Но в последнее время он как будто с катушек слетел. Каждый день скандалил, начал пить, забил на работу. А пару дней назад и вовсе избил некоего Щербакова, который якобы пытался тебя изнасиловать. С виду Вова кажется спокойным, серьезным и рассудительным, но это совершенно не так. После смерти Игоря что-то в нем бесповоротно изменилось. С тех пор Вова на учете у психиатра, а брачный контракт составлен таким образом, что по факту все принадлежит мне. До недавнего времени в нашей семье все было благополучно и спокойно, каждый занимался своим делом, но потом появилась ты. И тут Вова решил, что хочет трахать тебя на стороне и общаться со своим ребенком, потому что я не могу родить своих детей. Думала, бизнес важнее, закрою глаза, но на днях приехала в парк, где вы были втроем, и поняла, что нет. Ничего не получится. Я против.
Боль впивается в горло, на грудь начинает давить.
— Ты лжешь…
— А ты живешь в иллюзиях. Человек, который родился в роскоши и зарабатывает миллионы, вдруг возьмет и откажется от всех благ ради какой-то простушки? — Слышится заливистый, мелодичный, словно звон колокольчиков, смех. — Бред! Но даже если допустить подобный вариант, то, по-твоему, что случится потом? А я тебе скажу: Вова пресытится сексом и начнет винить тебя не только в смерти брата, но и в том, что ты лишила его всех благ. Ты ведь чуть срок моему мужу не организовала своим блядством. Завтра у Вовы суд. Серьезное наказание ему, конечно, не светит, я все решила. Договорилась с твоим дружком и компенсировала ему деньгами бессовестную вспышку агрессии у Вовы. Но ты, Настя, подумай, нужны ли тебе такие отношения? Или лучше, как Щербаков, примешь конверт с приличной суммой и исчезнешь с нашего горизонта, будто тебя и не было? Иначе мне придется подключить родственные связи и поискать другие методы влияния. Например, позвонить двоюродной сестре, которая работает в органах опеки и попечительства, и написать на тебя жалобу. Скорее всего, родительских прав тебя не лишат, но ребенка на время изымут. Тогда на собственной шкуре испытаешь, каково это — когда забирают твое.
