Асадов долго смотрит на меня задумчивым взглядом. Чувствует, что подробности не скажу, и потому больше не задаёт вопросов? Напрасно. Я бы ответила.
— Я посмотрю, как он ест?
— Конечно. А сам? Будешь что-нибудь? Ты голоден?
— Нет, спасибо, — отказывается Динар.
Мы проходим на кухню, он садится рядом с сыном и всё же соглашается на чашку кофе. С Симой бесполезно спорить. Она та ещё болтушка и любого разговорит, а ещё уговорит сделать так, как ей нужно. Я наблюдаю за её попытками понять, что же за человек Асадов, и усмехаюсь про себя. Бессмысленно, Сима. Всё равно не поймёшь. Замечаю, что симпатии к Динару она не испытывает, но и явного раздражения, как к Илье, тоже нет.
— Мы через несколько дней домой возвращаемся. Вы планируете к нам прилетать? — спрашивает Сима.
Хочется закатить глаза от её прямолинейности и попросить, чтобы она поднялась в детскую и принесла Тиму сменную одежду, — он снова испачкался, пока ел — но я молчу. Мне самой интересно услышать, как Динар представляет наше дальнейшее общение и встречи.
— Да. Не вижу в этом никакой проблемы. Прилечу, как здесь улажу дела.
— Не самая лучшая идея.
Динар переводит на меня вопросительный взгляд.
— Никто на работе не знает о том, что у нас была связь в прошлом. К тому же ты расторг с Градским контракт, — поясняю я. — Как будет выглядеть со стороны, если об этом узнают?
— Градский получил хорошую сумму за причинённые неудобства, мы понесли убытки, Паша ищет новых партнёров. Кто и что будет думать, если увидят меня рядом с вами, мне плевать. И тебе должно быть так же.
Наверное, он прав. Но Виктор Валентинович будет вне себя от злости, если узнает, что Асадов из-за меня расторг контракт с нашей компанией. Мне бы этого не хотелось. К тому же я не только с Градским работаю, но и с его женой. И портить отношения с Яной не входит в мои планы.
— С большей долей вероятности тебе припишут со мной романтическую связь, решив, что я увлёкся очаровательной переводчицей и прилетел отбить её у жениха. В целом не ошибутся, — нагло усмехается Асадов, а я сжимаю челюсти и бросаю на него гневный взгляд.
— Динар, а у вас есть дети помимо Тимура? — продолжает Сима допрос. — Может, у Тимурчика братик или сестрёнка имеются?
— Нет, — отвечает Динар. — Ни семьи, ни детей. Наташа и сын — мои единственные близкие люди.
Единственные близкие люди? Нет семьи? А как же Катина? А Берг? А бумаги, которые я видела в тот вечер? На незнакомых столько всего не оформляют! Лицемер!
— Но, возможно, у Тимура будет братик или сестричка. Наташа ведь захочет ещё детей, да? — Динар смотрит на меня в упор, и краска заливает лицо. Можно было и не наносить румяна.
— Мы пока не планировали с Ильёй ребёнка.
По краю хожу. Замечаю, как вспыхивает огонь в глазах Асадова, но он тут же гасит его и берёт себя в руки. Переводит взгляд на Тимура.
Резкий порыв ветра на улице гнёт клен к земле, и сухие ветки летят в окно. Бросив в мою сторону быстрый взгляд, Динар резко вскакивает со стула и закрывает собой сына, который из всех присутствующих ближе всего к окну. А несколько секунд спустя слышится звук бьющегося стекла. Тимур напуган и громко плачет, пока я потрясённо смотрю на Динара. Если бы не его реакция…
— Ребёнка унеси, — говорит он, и я выхожу из ступора.
Подхватываю Тима из стульчика, прижимаю к себе и иду в гостиную, пытаясь успокоить. Слышу частые удары его сердца и глажу по спинке. Пока Сима и Динар остаются на кухне, осматриваю его на диване, не задело ли осколками.
— Наташа, как он? Там столько стекла на полу… — Сима заглядывает в гостиную спустя пару минут.
— Всё нормально. Просто испугался.
У самой дрожат руки. Я никак не могу отойти от шока.
— Вы идите наверх, тут сквозняк. Я сейчас всё уберу и тоже поднимусь. Динар уже разговаривает с кем-то по телефону, чтобы заменили окно и обрезали ветки.
Я шумно вздыхаю и качаю головой. Это только моя вина. Мне следовало ещё в прошлый приезд поменять на первом этаже все окна и нанять человека, чтобы он ухаживал за садом в наше отсутствие.
— Наташа, — окликает меня Сима, когда я встаю с дивана, и продолжает тише: — Я заметила у Динара на рубашке кровь. Он сказал, что ничего страшного, но, похоже, один из осколков попал ему в руку.
— Достань аптечку и покажи ему, где можно обработать рану. Хотя... он и так знает где. Просто дай аптечку.
Меня до сих пор потряхивает от случившегося, я запрещаю себе думать, что было бы, если бы Динар не закрыл собой Тима. А ещё я чувствую себя ужасной матерью, неспособной защитить ребёнка от опасности. Пусть даже нелепой и случайной.
Мы поднимаемся с сыном в детскую. Я отвлекаю его игрушкой и сама немного успокаиваюсь. Сима возвращается через пятнадцать минут, сообщает, что убрала осколки, а Динар остался на первом этаже и ждёт людей, чтобы те сделали замеры и впоследствии заменили окна на кухне и в гостиной.
— Хоть бы завтра к утру всё сделали, — выдыхает она и садится в кресло.
— Что с рукой Динара?
— Чуть выше локтя задело осколком. От помощи он отказался, но я не знаю, справится ли сам. Сходи, посмотри? — предлагает она.
Я спускаюсь вниз. Динара нет ни в гостиной, ни на кухне. В доме тишина. Лишь ветер завывает на улице. Иду в ванную комнату. Стучусь в дверь и приоткрываю её. Асадов стоит у зеркала в одних брюках. Испачканная рубашка лежит на полу у ног. Хочу предложить помощь, но все слова застревают комом в горле, когда я задерживаю взгляд на его обнажённой груди.
— Выйди, Наташа, — просит он и отворачивается, но я успеваю заметить изменения на его теле и застываю в дверном проёме.
Со слов Марины я поняла, что в тот день, когда погибла Карина, Асадов легко отделался, но теперь вижу, что это не так.
— Наташа, выйди, я сказал, — твёрже повторяет он, и в голосе появляются недовольные нотки.
23 глава
Наташа
Динар берёт бинт и пытается перевязать руку. Порез глубокий, крови много. В раковине лежит осколок стекла. Возможно, не закрой он собой Тима, этот кусок попал бы сыну в лицо...
— Давай помогу. Ты не справишься один. И потом я принесу тебе что-нибудь из вещей Макса, — предлагаю я, бросая взгляд на испорченную рубашку на полу.
Подхожу ближе к Динару, и ему ничего не остаётся, как повернуться. Он опускает на меня проницательный взгляд, от которого хочется спрятаться. Теперь я отчётливо вижу, что шрамов на груди больше, чем один. Рассматриваю отметины на его теле, поджав губы. Как это случилось? В тот день, когда умерла Карина, или это был не единственный раз? А вот этот шрам ниже ключицы с левой стороны... Пуля должна была попасть в сердце?.. Хочется протянуть руку и коснуться каждого, но нельзя. Вместо этого я сглатываю ком в горле, заставляю себя дышать. Мысль, что он мог умереть, неприятно царапает нервы.
