Динар замолкает и отводит глаза, а у меня в груди закипает негодование. Всё-таки мои догадки оказались верными.
— Ты же не всю правду рассказываешь сейчас, Динар. Почему умалчиваешь о главном?
— И о чём, по-твоему, я умолчал? — усмехается он.
— Что ты заключил сделку с Парфёновым вместо Макса. И сделал это по собственной инициативе. Ему бы не дали идти на такие шаги, верно? Ты всё провернул за нашими спинами, ни с кем не посоветовавшись, ни о чём не спросив… Пока я, влюблённая в тебя, была в эйфории, Макс переживал за дочь и думал, как вывезти беременную Надю и девочек из страны, ты… Это была рокировка, да, Динар? На твоём месте должен был остаться Макс?
Кажется, что немеет всё тело от взгляда, которым Асадов сейчас смотрит на меня.
— Вы — моя семья, Наташа. Люди, которые со мной с детства. Подкармливали меня мальчиком, потому что вечно пьяной матери не было до меня никогда дела. Она даже не знала, кто мой отец. А после её смерти я в детдом не попал, потому что Даян оформил на себя опеку и принял меня в вашу семью, как родного, образование дал и много чего для меня сделал. Ты не помнишь, наверное, но он квартиру в городе продал, когда я в плен попал, и заплатил за моё освобождение. Не знал наверняка, вернут меня домой живым или нет, но у него даже мысли не возникло оставить меня в беде. А когда я вернулся — сыном назвал и плакал у меня на плече... Если бы перед тобой выбор стоял между мной и Максом, кого бы ты выбрала?
— Не знаю… — сипло отвечаю я и до крови на языке прикусываю нижнюю губу, потому что обманываю.
— Нет, Наташа. Ты знаешь ответ на этот вопрос. И мы оба его знаем. Ты бы обоих нас выбрала. А когда делают такой выбор, молча уходят. Чтобы ни у кого не возникало чувства вины. Я как мог, так и обезопасил близких людей. Я старший в семье, а старшие всегда в ответе за младших. Парфёнову важно было дело до ума довести. А кто это будет делать, ему было всё равно. Он наверх метил, хотел добраться до нужного ему рубежа любой ценой. Поэтому я так взбесился, когда ты позвонила мне после исчезновения Макса и сказала, что к этой гниде обратишься за помощью. Я ненавижу этого человека и всю их систему. У бандитов хотя бы законы и принципы есть, которые они свято чтут, а для таких, как Парфёнов, люди всего лишь пешки и средства для достижения целей. Пусть тебе больно слышать эти слова, но я не жалею о своём выборе. Всё было не зря. — Динар кивает в сторону Тимура. — Вы живы, и у вас с ним всё хорошо. У вас всех. И давай будем честными. Ты же не просто так показала мне сына? Была ведь надежда, что захочу остаться с вами и что-то дрогнет внутри? Дрожит, Наташ. Так дрожит, что вздох невозможно сделать. И разрывает от боли, что меня не было рядом с тобой, когда сын появился на свет, что я не увидел, как он впервые улыбнулся, сделал свой первый шаг. Что другой человек сейчас рядом с вами. Ничего не в прошлом. Ни у тебя, ни у меня. И я буду пытаться вернуть себе то, что моё. Моё — это ты и наш сын.
— Мама! — Тимур подбегает и обвивает маленькими ручками мои плечи. — Ты плачешь? — Он целует меня в щёку и трогает пальчиком мокрую дорожку на лице. — Тебе что-то в глазик попало?
— Нет, малыш. Всё хорошо, — отвечаю я, быстро вытирая слёзы.
Асадов отворачивается, и я замечаю, как его потряхивает. Он подзывает официанта и достаёт бумажник. Расплачивается за заказ и встаёт со стула.
— Мне через час нужно быть в другом месте. Поехали, я отвезу вас домой.
26 глава
Наташа
Внутри всё как будто сковало льдом, трудно дышать. Я часто моргаю, чтобы больше не плакать и не расстраивать Тимура. Мы выходим на улицу и идём к машине. Лицо Динара холодное и бесстрастное, он не смотрит в нашу сторону. С кем-то разговаривает по телефону. Кажется, с Измайловым. А я всерьёз думаю о том, чтобы прогуляться до дома пешком, но едва передвигаю ногами. И Тимуру пора спать. Путь обратно займёт примерно тридцать минут, половину из которых мне, скорее всего, придётся нести сына на руках. Я не осилю. Не сегодня. И не после всех слов, которые услышала. Эта правда прибила меня гвоздями к полу. Нужно время, чтобы осознать и разложить всё по полочкам…
Мы забираемся в салон, Асадов молчит и трогаться с места не торопится. Не знаю, что происходит у него внутри, но мне сейчас очень тяжело. Я дико устала. Почти всю ночь не спала. И похоже, ещё одна бессонная ночь впереди. Меня не покидает ощущение, что Динар не всё сказал и снова о чём-то умолчал.
Наши глаза встречаются в зеркале заднего вида. Динар отводит взгляд и упирается им в лобовое стекло, продолжая молчать.
— Почему мы не едем? — наконец не выдерживаю я.
— Пять минут, Наташа. Я Пашу жду. Он мне должен бумаги передать, и я отвезу вас домой.
Я отворачиваюсь к окну. Видимо, лимит его слов на сегодня исчерпан. Мы все совершаем ошибки. Большие или маленькие — не так важно. Важно другое — после них жизнь уже никогда не становится прежней. Это про нас. Даже после того как мы узнали правду, ничего между нами как прежде больше не будет.
— Хотите полететь со мной в Москву? — вдруг спрашивает Динар.
— Исключено. У нас с Ильёй запланирована поездка в Карелию. К тому же Тим... Он действительно плохо переносит дорогу. Что на самолёте, что в машине. Так себе из него путешественник. Да, Тим? — Я поворачиваюсь к сыну и вижу, что он прикрыл глаза и клюёт носом. — Тим, мы же сейчас дома будем, не спи, малыш. — Глажу его по пухлой щёчке.
— Пусть спит, — спокойно говорит Динар. — Я потом отнесу его в дом.
Снова повисает тишина. Я хочу домой. И жалею, что не пошла с Тимом пешком. Молчание Динара давит на меня, и я снова не выдерживаю:
— О чём ты думаешь?
Динар грустно усмехается и поворачивается ко мне.
— Я смотрю на него и понимаю, что он счастлив иметь такую мать, как ты. К его ногам целый мир положить хочется и видеть улыбку на его лице... Вы так любите друг друга. Он прибежал, заметив слёзы на твоём лице, а я вспомнил себя. Правда, не в таком маленьком возрасте. Но в семь у меня резко произошла подмена понятий, кто из нас с матерью родитель, а кто ребёнок, когда к нам, по жалобе соседей, из органов опеки тётенька с пучком на голове пришла и пригрозила матери, что меня заберут, если она пить не перестанет. Мать хватило на две недели, а потом опять грязь, бутылки и отсутствие еды. Мужиков, к счастью, не водила. И на том спасибо. Мне почему-то всегда казалось, что она меня ненавидит и винит во всех своих бедах.
Я закусываю губу. Больно слышать такие вещи. Тем более от взрослого, состоявшегося мужчины.
— И ведь таких матерей полно. Не знаю, рассказывал ли тебе Макс, но мы когда адрес Хованской нашли и приехали на его дочь посмотреть, я с ним не пошёл. Не смог. В машине остался, потому что знал, что увижу отголоски своего детства. Мог бы не сдержаться. За такое обращение с детьми я бы сажал в тюрьму. Люди сложности по-разному переживают: одни больше начинают ценить то, что у них есть, а другие на дно скатываются и за собой остальных тянут.
