Измайлов снова смотрит на снимок, а потом возвращает телефон.
— Представляю, как тебя нокаутировало… Никак не могу переварить эту новость. И что вы решили?
— Ничего пока не решили. Я сейчас вроде как воскресный папа, но меня, естественно, эта роль не устраивает.
— Блядь, Динар, как так? Она всё это время даже сообщить о сыне не пыталась? А Макс почему молчал?
— Наташа никому не рассказала, что была беременна. Одна воспитывала ребёнка. Если бы случайно не встретились, наверное, я так ничего бы и не узнал.
— И ты так спокойно об этом говоришь? Если бы от меня скрывали ребёнка, я бы шею свернул, честное слова. У меня просто в голове подобное не укладывается. Она объяснила, почему не сказала? Мы же больше недели на юге были!
— Объяснила конечно. — Я уже жалею, что затронул эту тему. Не хочу говорить в подробностях о нашей ситуации с Наташей. Слишком личное. — Пыталась дозвониться до меня, но в тот момент я был вне зоны действия сети.
Паша — эмоциональный мужик. Я об этом как-то и подзабыл.
— Ты в отключке провалялся явно не два года! Неужели за это время ей ни разу не захотелось попытаться ещё? Всякое же в жизни бывает, Динар! В конце концов, это не только её ребёнок. И ведь она круглая сирота! В случае чего пацана бы в детский дом отправили!
— Какая теперь разница, сообщила или нет, меня другое цепануло. Когда копию свидетельства о рождении Тимура взял в руки... Помнишь, ты в Норильске был? Я тебе позвонил и сказал возвращаться в Питер, уводить всё со счетов, забирать флешки, бумаги из сейфа и сваливать из страны?
— Ну? — издевательски ухмыляется Измайлов. — Тебя на следующий день подстрелили.
— Да. У меня остановка сердца была, и ты всю больницу на уши поставил, ни хрена никуда не улетев.
— Не тяни резину, — злится он.
— В тот день Наташе экстренное кесарево сделали в другом городе.
— Да ладно… Ты шутишь? Ну-ка, дай ещё раз на фотку мальчика глянуть.
Пальцы дрожат. В душе снова полный раздрай, как и несколько дней назад, когда я увидел дату в свидетельстве о рождении. После этого долго не мог прийти в себя и ходил, как пришибленный.
— Динар, — выжидающе смотрит на меня Измайлов. — С реакцией что? Фотку, говорю, покажи ещё какую-нибудь.
Открываю галерею и показываю ещё один снимок.
— На тебя похож, — заключает он. — У меня своих детей нет, но очень хочется. С твоим бы понянчился. А он в машинки играет? Я могу ему танк привезти. Блядь, а Романова как в воду глядела, сказав, что ты ещё побегаешь за Шведовой.
Паша осекается, заметив мой хмурый взгляд. Вспоминать о Карине тяжело. Закрытая для меня тема.
— Ладно, проехали. Короче. Сейчас быстро решаем вопрос с Камышиным, и с тебя поляна. Только давай до дома доедем? Доставку закажем из какого-нибудь ресторана. После такой напряжённой недели надо как следует отдохнуть. Желательно в стенах дома.
— Я пас, — качаю головой. — Наташа на днях в аварию попала. Ей постельный режим необходим, а няне пришлось срочно улететь домой. Я к ним сейчас поеду.
— Серьёзное что-то?
— Слава богу, нет. Ссадинами и ушибами отделалась. Но пока ещё очень слаба, чтобы оставлять её с ребёнком одну.
Паша подзывает официанта и просит принести сигареты и пепельницу.
— Ты же вроде бросил? — уточняю я.
— Бросишь тут с такими новостями, — говорит он и снова обращается к официанту: — И два кофе. Американо.
Затем переводит на меня сияющий взгляд.
— Ну поздравляю, отец. С тебя всё равно поляна, как Шведова окрепнет.
— Договорились.
Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на часы. На то, чтобы порешать дела, от силы три часа.
— Не будешь? — спрашивает Измайлов, когда официант приносит пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Выбивает одну и смотрит на меня.
— Не буду. Бросил.
— Вот это выдержка! — усмехается Паша и щёлкает зажигалкой. Затягивается и выпускает струю воздуха вверх. — Кстати, мне Берг на днях звонил. Сказал, что у них платёжки застряли. Надо бы слетать. Так понимаю, мне?
— Да. Я сейчас не могу.
— Всё же ничего такая цыпа сзади сидит, — с ухмылкой говорит Измайлов. — Можно было бы подкатить, но неужели они совсем не хотят побыть в роли добычи? Ну какой из меня охотник после публичной демонстрации ею своих прелестей и призывных улыбок? А губы… Их же опасно целовать. Укусишь в порыве страсти, и всё… У девушки паника, у тебя яд во рту и куча побочек. Надо как-нибудь погуглить, что они там в себя закачивают. На всякий пожарный.
Я слегка поворачиваю голову и бросаю беглый взгляд на блондинку. Улыбаюсь. Но вовсе не девушке, а комментариям Паши.
— Ты бы ей ещё подмигнул, — ржёт Измайлов. — Всё, ты смотри, разомлела цыпа. Грудь вперёд выставила. Лишь бы ресницы накладные не отпали — так машет ими, как будто взлететь собирается. Нет. Мир точно сошёл с ума. — Он тушит сигарету в пепельнице и печально вздыхает: — Я умру холостяком.
— Главное, что не девственником.
Паша снова смеётся и просит набрать Камышина. В чём-то, конечно, он прав: то, что само плывёт в руки, давно не интересно и не вызывает ничего, кроме желания игнорировать.
К дому Наташи я приезжаю спустя три часа. Степан уже на месте. Я поручил ему отвезти Серафиму в аэропорт. Успеваю к моменту, когда Наташа спускается проводить свою помощницу.
— Тимур спит, — тихо говорит она, скользнув по мне равнодушным взглядом.
Серафима находится в куда более приподнятом настроении. Улыбается, заметив меня.
— Динар, не стоило дёргать твоего человека по таким пустякам, я бы и на такси доехала. К чему эти сложности?
Я пропускаю мимо ушей реплику няни, сконцентрировав всё внимание на Наташе. Маленькая, бледная, с разбитым лицом и перебинтованной рукой. Жалко её до безумия. Лучше бы я оказался вместо неё в той машине.
— Повязку меняла? — спрашиваю, опустив глаза на руку, за которую она держится.
— Да, врач был днём. Поменял. Всё хорошо.
Не знаю, как мы будем жить вместе, потому что держусь я из последних сил. Безумно к ней тянет, я очень хочу обнять. Но если сделаю это, то уже не остановлюсь… И страшно напирать. Знаю, что сломать её сопротивление будет легко, но она сама должна понять, что хочет быть рядом.
— Степан ждёт у ворот. Хорошей дороги, Серафима.
Наташа и Серафима прощаются, а я иду на кухню. Снова хочется курить, но я твёрдо решил завязать. К тому же врачи давно наложили запрет. Слышу хлопок закрывшейся входной двери. Наташа появляется в дверном проёме через минуту.
— Всё, уехала, — грустно вздыхает она.
