— А как быть до этого?
— Держаться до последнего. По возможности помогать друг
другу.
Он опять взялся за ручку, выписал чек, оторвал и вручил его
мне. Чек был на пять тысяч долларов.
— Не думайте о расходах, Лэм, — сказал он, — я не собираюсь
мелочиться. Это вот вам для начала, а потом получите еще больше.
Положив чек в карман, я встал, и мы пожали друг другу руки.
— Но сумеете ли вы помочь мне выкарабкаться из этой ямы?
— Не знаю, — ответил я. — Но мы всегда стараемся, чтобы наши
клиенты получали то, за что платят.
— Ладно, я ведь теперь тоже ваш клиент. Помните об этом.
— Да уж не забуду, — ответил я и пошел из кабинета.
Гетчел широко распахнул дверь и громко сказал:
— Мне нравится ваш стиль, молодой человек. По душе также
ваши инициативность и мужество, но я решительно против того, чтобы вы
понапрасну тратили свое и мое время. Более того, уверен, что и мистер Аллен,
мой зять, не заинтересуется вашим предложением. На этот раз не стану делать вам
выговор, но на будущее не потерплю, чтобы вы врывались ко мне, минуя моего
секретаря. Вы меня поняли?
— Да, сэр, — ответил я и, изображая смущение, вышел из
офиса.
По дороге в суд я жал на всю катушку.
Гаркурт Паркер, помощник прокурора, назначенный участвовать
в процессе вместо Ронли Фишера, делал все, что мог. Но ему никак не удавалось
склонить чашу весов на свою сторону.
На трибуне находился Стонтон Клиффс, который давал показания
в свою защиту и явно производил на присяжных хорошее впечатление.
Этот тип держался достаточно уверенно, не лез за словом в
карман и был неплохим актером. Он изо всех сил пытался казаться искренним и
выдать себя за жертву стечения обстоятельств.
Судя по его словам, он глубоко переживал трагическую гибель
своей жены. Несмотря на то что они давно уже не находили общего языка и
собирались вот-вот расстаться, он тем не менее якобы питал к ней глубочайшее
уважение и дорожил ее дружбой. Просто их взаимоотношения лишились былой
романтики.
Он признавал, что пытался оградить свою любовницу от
газетной трескотни и сплетен, неизбежных в случае, если бы их взаимоотношения
получили огласку, — поэтому и ввел полицию в заблуждение, утверждая, будто в
квартире, кроме его и жены, никого не было, когда произошел трагический
инцидент.
В остальном он якобы не лгал, когда давал показания, что в
тот момент собирался сказать жене, что хочет получить развод, и убедить ее
попытаться разумно оценить сложившуюся ситуацию. По его словам, он готов был
пойти ей навстречу в материальном плане.
Обвиняемый утверждал, что, как оказалось, глубоко
заблуждался в отношении жены, думая, что она примирится с неизбежным, — ведь
вот уже на протяжении многих месяцев у них не было нормальных супружеских
отношений, — и ему казалось, что и она полностью понимает неприемлемость такого
положения для них обоих.
Вместо этого, показывал Клиффс, она впала в истерику.
Выхватила из ящика стола пистолет, пыталась застрелить Мэрилен Картис, и той
пришлось выбежать из комнаты. Он вынужден был сграбастать жену и, чтобы
привести в чувство, ударил ее по лицу, так как понял, что она в невменяемом
состоянии и взывать к ее разуму бесполезно. Тут она направила на него пистолет
и выстрелила, но пуля лишь слегка задела его; он попытался выхватить у нее
оружие, но она вырвала руку с зажатым в ней пистолетом и непроизвольно нажала
на спуск, раздался выстрел — и она оказалась убитой наповал. Он глубоко
переживает случившееся, но не считает себя виновным в ее гибели.
Клиффс не перебирал, когда распинался о своих сожалениях по
поводу недавней трагедии. Он не преминул сделать акцент на том, что сам он
полноценный, нормальный в физиологическом отношении мужчина, в то время как
жена его в сексуальном плане была слишком сдержанной и по этой причине ему
пришлось искать удовлетворение на стороне, а когда он обрел счастье с Мэрилен
Картис, его жена повела себя «как собака на сене» и наотрез отказалась
предоставить ему развод.
Мэрилен Картис, также обвиняемая, сидела возле своего
адвоката, не отрывая глаз от своего любовника на трибуне, кивая время от
времени как бы в подтверждение его слов, утирала слезы платочком, успевая при
этом гордо вскидывать голову, говоря всем своим видом, что сердцу не прикажешь,
и ее любовь к обвиняемому — искреннее и достойное уважения чувство.
Судя по атмосфере, царящей в зале суда, в лучшем случае, на
что могло рассчитывать обвинение, — это не дать присяжным вынести решение и
добиться переноса слушания дела, так как не было ни малейшего шанса добиться
обвинительного приговора, и, напротив, все шансы за то, что обвиняемых
оправдают.
Обвиняемый закончил давать показания.
Приступаем к перекрестному допросу! — объявил представитель
защиты.
Паркер поднялся и начал засыпать Клиффса вопросами.
Тот, как в игре в бейсбол, принимал каждый вопрос и
рикошетом отбивал его Паркеру. Конечно, Мэрилен Картис была его любовницей. Да,
они любили друг друга. Да, хотели пожениться. У них ведь тоже есть право на
счастье. Да, он пытался наладить супружескую жизнь, настаивал на том, чтобы
жена обратилась к специалистам-медикам по поводу все усиливающегося у нее
нежелания исполнять свои супружеские обязанности. Она отказалась. Да, она
лишила его возможности жить дома полноценной в сексуальном плане жизнью.
Да, жена сама порвала с ним отношения еще задолго до того,
как он встретил Мэрилен Картис. Более того, она сама посоветовала ему искать
удовлетворение на стороне. Да, открыто насмехалась над его мужским
достоинством.
Паркер словно ломился в закрытую дверь и понимал это. Все
находившиеся в зале суда видели, как он терпит поражение, присяжные — тем
более.
Суд удалился на пятнадцатиминутный перерыв.
Я протолкался к Паркеру.
— Можете уделить мне минуту для разговора? — спросил я.
Паркер смерил меня взглядом.
— Смотря о чем?
— У меня есть для вас некоторая информация.
— Тогда другое дело, — заинтересовался он. — Пройдите сюда.
Кто вы такой и что вам известно?
— Меня зовут Дональд Лэм, — пояснил я. — Я частный детектив.
Известно мне не так уж много, но есть подозрение.
— У нас их и без вас хватает.
— Но подозрение вполне обоснованное, с доказательствами.
— Обратитесь с этим в полицию. Они проводят расследование.
Мое дело — судебное разбирательство.
— В полиции я уже был. Они сочли меня за пьяного.
