— Пока все понятно. А потом?
— Потом, — призналась она, — сказав «А», скажи и «Б».
Поверьте, я не стала бы возражать, если бы он попытался добиться большего, но,
видимо, ему не хотелось заходить далеко.
— Вот как? — опросил я.
— Карлетон оказался на высоте. Он не начал меня тискать, не
дал волю рукам, а просто тронул с места автомобиль.
— Ушам своим не верю. Продолжайте.
— Стыдно признаться, но тут уже я завелась. Знаете, как это
бывает. Меня заело, что он повел себя не так, как ожидала, и мое женское
самолюбие оказалось уязвленным. Видите ли, когда мужчине поддаешься, а он не
хочет этим воспользоваться, то чувствуешь себя…
— Разочарованной? — подсказал я.
Она смешалась.
— Нет, не совсем так, — задумчиво произнесла Шейрон. — Но
начинаешь сомневаться в себе, как в женщине. По правде говоря, ничего подобного
со мной еще не было.
— Прошу вас, не отвлекайтесь.
— Итак, он повел машину, продолжая проявлять ко мне
исключительные знаки внимания, а затем, совсем неожиданно, свернул к этому
мотелю, ну, тому самому, о котором я упомянула ему раньше, когда рассказывала о
совещании по рекламе, где мне довелось присутствовать, и которое состоялось в
этом мотеле. Я восторженно отозвалась о том, какие там коктейли, плавательный
бассейн, и о том, как там здорово.
— Ну и…
— Ну и, когда он свернул туда, я поняла, что мне светит
великолепный ужин… и, честно говоря, ничего не имела против. Все выглядело
как-то по-мужски, без лишних и глупых разговоров.
Дело в том, Дональд, что не было дурацких вопросов, которые
женщины терпеть не могут. Например, если вдруг тебя спрашивают: «Послушай,
дорогая, согласна ли ты поехать в отель и зарегистрироваться там как моя
жена?», то поневоле попадаешь в трудное положение, так как приличия требуют
отказаться, чтобы не продешевить себя, в то время как самой так и хочется
ответить согласием.
Теперь, пожалуй, самое время сказать вам, Дональд, что
ненавижу, когда меня лапают, извините, что говорю открытым текстом. Я вовсе не
недотрога, но ласки — это одно, а когда тебя тискают и мнут — совсем другое,
короче говоря, не выношу, когда мужики распускают руки — вот и все.
— Значит, вам понравился его подход?
— Да, мысленно я не могла не отметить, как ловко у него это
получилось. Я сказала себе: «Мужик, действительно, не промах. С таким интересно
иметь дело — почему бы не попробовать, ведь терять мне нечего».
— Согласен. Трус в карты не играет. Продолжайте!
— Он предложил мне, довольно мило, взять на себя регистрацию
в мотеле.
— И вы согласились?
— Да, зашла и все оформила, заявив, что мой муж и я едем из
Сан-Франциско, что дорога нас вымотала, и, думается, портье ничего не
заподозрил. Прежде я где-то слышала имя Карлетон Блевет, и, не знаю почему, оно
запало мне в голову, а так как моего спутника тоже звали Карлетон, то, недолго
думая, я записала нас как мистер и миссис Карлетон Блевет и дала какой-то адрес
в Сан-Франциско.
Затем мы отправились в номер мотеля, и посыльный хотел
забрать из машины наш багаж, но Карлетон заявил, что сам займется этим позднее…
конечно, этих ребят на мякине не проведешь. Черт меня подери, если потом
посыльный не доложил своему начальству, что у нас нет никакого багажа и в помине.
— Я тоже в этом не сомневаюсь. Ну а потом?
— Ну а потом, после того, как мы остались одни, Карлетон
извлек бутылку виски. Тут-то он дал маху, да и я тоже. В ресторане мы пили
шампанское. Я обожаю шампанское, когда оно настоящее, и весь тот интим, который
ему соответствует: полумрак, негромкий разговор, лирическое настроение —
словом, романтику.
— А виски вы не любите?
— Нет.
— И совсем не пьете его?
— Пью, но мало. Карлетон заказал по телефону закуски, но
доставил их в номер не посыльный. Не знаю, обратил ли на это внимание мой
спутник, но я обратила.
— Если не посыльный, то кто это мог быть, по-вашему?
— Думаю, тамошний детектив.
— А что, таковой есть в мотеле?
— В «Постоялом дворике» — да. Знаете, это ведь первоклассное
заведение.
— Знаю. И как он себя повел?
— Никак, пристально оглядел нас и вышел, и я, говоря
откровенно, ожидала, что последует телефонный звонок и кто-то заявит Карлетону,
что срок его пребывания в номере истек, раз он ввел администрацию мотеля в
заблуждение насчет багажа, а посему ни о каком нахождении в мотеле не может
быть и речи, и что ему вернут деньги, за вычетом расходов на смену белья и
уборку номера.
— И что же?
— Ну, я стала слоняться по углам. Прошла в ванную и привела
себя в порядок, а Карлетон налил тем временем пару стаканов виски. Я заявила,
что не буду пить, поэтому он выпил сначала свою дозу, а потом и мою, затем —
еще в гордом одиночестве, и тут мне стало ясно, что с учетом выпитого до этого
шампанского он просто окосеет. Лицо его побагровело, щеки отвисли, и тут… как
бы это сказать… внезапно он совсем перестал мне нравиться, понимаете?
— Понимаю, — согласился я. — Рассказывайте дальше!
— Дальше все пошло наперекосяк. Он дал рукам волю и начал
меня лапать. До этого он вел себя правильно, ласкал меня, прикасался ко мне
нежно, даже утонченно… как бы распаляя меня. Продолжай бы он в том же духе,
возможно, ему удалось бы многого добиться, но он, видимо, решил, что все уже на
мази и рванул с тормозов — мне все это опротивело, я подхватила свою сумочку и
вышла.
— Что же вы сделали?
— Зашла в телефонную будку, вызвала такси и уехала домой.
— О чем же собираетесь рассказать полиции?
— Выложу им всю правду.
— В том числе и о Карлетоне Блевете?
— Карлетоном Блеветом будете вы. Конечно, им уже известно,
что это вымышленное имя, но я буду утверждать, что вы тот самый мужчина,
который был со мной в субботу, что мы сцепились, когда вы набрались, и я от вас
сбежала. Затем повешу им лапшу на уши, что вы позвонили и извинялись, и я вас
не только простила, но договорилась на сегодня встретиться и загладить свою
вину за то, что бросила вас в субботу вечером.
Тут они примутся за вас, но не думаю, что это надолго. Все,
что их интересует, это видели ли мы Ронли Фишера, в какое время отправились в
кровать и заметили ли или слышали ли что-нибудь из ряда вон выходящее и кое-что
еще по мелочи… ну, и конечно, после того, как они оставят нас в покое, придется
провести ночь в номере, чтобы не вызвать подозрений.
