— Например?
— У меня никогда не было семьи, и я хочу большую. Завести собаку, лучше двух, обязательно огромный двор с зеленой лужайкой, на которой дети, минимум трое, будут устраивать пикники по выходным. И еще я мечтаю о домике на дереве. Играла бы там с ними. Видел такие в кино? Мы с братом часто шалаши строили из веток. Листья потом высыхали, и нам по новой приходилось заниматься строительством.
— С братом? — переспрашивает Гончаров.
— Да, с Генкой. Сводным. Вырос и превратился в ужасное чмо.
Костя прикладывается к бутылке и слушает меня. Иногда задает вопросы, но в основном молчит и задумчиво смотрит перед собой.
Домой мы возвращаемся на рассвете и расходимся спать по комнатам. Я валюсь с ног от усталости, и язык болит — столько наболтала мужу о себе. Даже удивительно, что Косте это оказалось интересно.
Просыпаюсь от того, что будильник трезвонит. В полудреме переставляю его снова и снова, пока надо мной не раздается металлический голос Гончарова:
— Вставай.
Я натягиваю на себя одеяло, которое Костя пытается отобрать.
— И так знаю, что меня ждут в салоне, но не хочу никуда сегодня идти, хочу спать. Оставь меня в покое. Богатые снобы переживут, что твоя жена из провинции и еще не научилась за собой ухаживать. Не всё сразу.
— Вставай, — повторяет Костя, и я слышу, как он ходит по комнате и чем-то гремит.
Сажусь в кровати и тру сонные глаза. Гончаров швыряет на пол сумку с моими вещами, которые я недавно купила в родном городе.
— Мы куда-то едем? — хмурюсь я.
— Чтобы через десять минут духу твоего не было в моей квартире.
— Что?
Сердце постепенно замедляет ход. Я обескураженно смотрю на Гончарова. Сна больше нет ни в одном глазу.
— Это шутка?
— Я похож на шутника?
Мне стоит усилий, чтобы осмыслить услышанное.
— А как же наш договор и твои вчерашние слова?.. Наш выход в свет? И ты обещал купить мне сегодня кольцо...
— Вещи забирай, — кивает Костя на сумку, — и спускайся вниз. Тебя уже ждет машина.
Он разворачивается и идет на выход, оставляя меня одну с тупой, ноющей болью в сердце и полным непониманием, чем я заслужила такое обращение.
22 глава
Я думала, что после вчерашних откровений мы с Костей стали друг другу ближе, но этим утром все опять перевернулось с ног на голову. К такому повороту в наших, изначально странных и неправильных, отношениях я была не готова.
— Какие еще десять минут? — набрав в легкие воздуха, бросаю Гончарову в спину. — Ты можешь внятно объяснить, что случилось за те несколько часов, пока я спала? — Голос звучит жалко, да и вид у меня, наверное, в это мгновение как у побитой и больной собаки, но мне все равно.
— Будешь жить отдельно. Позже у тебя появится возможность вернуться к обычной жизни, — говорит Костя, даже не обернувшись.
— Обычной жизни? А может, еще и перед бывшим женихом замолвишь за меня словечко? Тебе же так легко вершить чужие судьбы! Только как ты себе это представляешь? Денис, извини, Маша оступилась, вышла за меня замуж, переспала со мной несколько раз, но это ничего не значит, потому что наш брак фиктивный. Примешь ее обратно? — Грудную клетку распирает от учащенных вдохов.
Костя поворачивается ко мне лицом.
— Не заставляй человека ждать, — произносит он равнодушно.
Вот только во мне безразличия больше нет ни капли. Моя сдержанность в очередной раз терпит поражение. Костя и раньше будил во мне дикие эмоции, а сейчас и подавно сорваны последние тормоза — лечу на высокой скорости в непреодолимую преграду.
— Да пусть хоть в мумию превратится, сидя в своей машине, мне все равно. Я никуда не уйду, пока не объяснишь, в чем дело, — требую, подходя ближе.
Меня тянет к Косте, но до вчерашнего дня я отказывалась себе в этом признаваться. Да, Гончаров замкнутый, прямолинейный, у него своеобразный циничный юмор, которым он все время жалит, но с каждым днем этот человек все чаще кажется другим, потому что теперь мне известно о нем больше. Созданный для общества образ разительно отличается от того мужчины, с которым я живу.
— Ты забываешься. Здесь я главный, и я решил, что ты мне больше не нужна, — говорит Гончаров с таким спокойствием, что хочется заплакать и ударить его по лицу.
— Нет. Мы сейчас в равных условиях и правах. Пусть клятв и не давали друг другу, но я твоя жена, а не пластмассовый манекен, который ты можешь ставить в любой, удобный для тебя угол. Ты сам сделал выбор. За двоих.
— Я передумал, Маша. Мы справимся с Рафом без тебя. Документы о разводе получишь почтой. Забирай вещи и спускайся на парковку, — произносит Костя со стальными нотками в голосе, чем ранит еще сильнее.
— Почтой, да? Или ты получишь по почте какую-нибудь из моих конечностей, после того как начнешь убирать людей, причастных к смерти твоего сына, — произношу единственное, что приходит в голову без мата. — Какова бы ни была причина этих резких перемен, с людьми нельзя так поступать. Я не вещь. — Сжимаю руки в кулаки и с силой бью Гончарова в грудь. — Слышишь, не вещь! — Бью еще. — И не твоя кукла, которой можно играть, как вздумается. Или ты думал, что деньги всё компенсируют? Все твои издевательства надо мной?
Костя перехватывает мои запястья и сжимает их, словно в стальных тисках.
— Успокойся. Ты ведь должна радоваться, а не истерить. Больше никакого принуждения и попыток тебя соблазнить. Ты же об этом мечтала, разве нет?
Я пытаюсь вырваться и снова его ударить.
— Я не смогу дать тебе семью. Не сделаю ребенка и не позволю остаться в моей жизни. А еще я прекрасно умею считывать эмоции других людей и вижу, что ты в меня влюбляешься. Не нужно. Я этого не просил. У нас сделка. И только она.
Я едва различаю его слова, которые доходят не сразу из-за набата безумно колотящегося сердца.
Так вот в чем причина. Сделка у нас? И привязанности не входят в планы Гончарова.
— Ты бездушная сволочь! Вчера я разрешила себе ни о чем не думать рядом с тобой, открыла свое сердце, ты слушал с таким наслаждением, а сегодня по-скотски со мной поступаешь?
Скулы Гончарова натягиваются.
— Вонзаешь копье мне в грудь? — продолжаю я. — Из-за чего? Из-за тех откровений о семье и домике на дереве? Но, кажется, ты забыл, что слова женщины всегда нужно делить на два. Ты не имеешь права за меня решать, что мне важно, а что нет.
Напряжение такой силы, что опять закладывает уши. И истома проносится по телу от того, каким взглядом одаривает меня Костя после сказанных мною слов. На меня еще никто и никогда так не смотрел.
— Успокойся для начала, — строго повторяет он. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Я сделал тебя своей женой, но вовсе не для семьи, а с корыстной целью и трезвым расчетом. Здесь нечего идеализировать.
