Они спасали свою честь и деньги. С сыном-артефактором еще можно было смириться, но сын государственный преступник окончательно лишил бы их общественного уважения — значит, нужно было открывать кошелек и выручать его.
Это нормально. Это по-эльфийски.
— Как там его величество? — поинтересовался я.
— Приходит в себя. Полиция и спецслужбы роют носом землю в поисках преступника. Твой Максим Вернье носится, как ошалелый. Ты стоил нам с матерью огромных денег, Анарен. Триста тысяч крон — мы отдали их за то, что тебя не четвертуют, а отправят в ссылку.
Я с трудом сдержал удивленное присвистывание. По меркам эльфов это была солидная сумма, по меркам людей — сказочное богатство. Значит, ссылка. Интересно, куда? Впрочем, неинтересно. Я буду там один — потому что надо быть сволочью, чтобы брать с собой Хельгу.
Она такого не заслужила. Пусть остается в моем доме и распоряжается моими деньгами. Возможно, нам разрешат редкую переписку, и мы будем обмениваться посланиями — или не будем, потому что между нами только брак понарошку, не более.
— Надо же, — проговорил я. — Что ж, не буду скрывать: я вам благодарен. Спасибо, отец.
Мать в коридоре вздохнула, поднесла платок к сухим глазам. Честь семьи была спасена, бракованный сын отправится на очередной край географии, и мои родители заживут спокойно.
— Куда меня отправляют?
— В Хаттавертте. Даже не тюрьма, поселение под надзором местной полиции.
Хаттавертте. Судя по названию, это Северный удел — сосны, морошка, лоси и медведи, деревянные статуи языческих божков в бескрайних лесах. Ну ничего, и на севере есть солнце. К тому же моя ссылка не навсегда: Максим найдет настоящего преступника, и я вернусь.
Конечно, глупо надеяться, что Хельга меня дождется, пусть она и смотрела на меня так, словно была готова на все, чтобы не расставаться.
— Мы все это сделали не ради чести семьи, — отец говорил так, словно ему было больно и тяжело переступать через себя, но он не мог промолчать. — Мы отдали часть состояния потому, что ты наш сын. И мы тебя любим, пусть ты и уверен, что это не так.
Я хотел было поблагодарить его снова — но слова растаяли. Не знаю, верил ли я отцу до конца, но он, кажется, говорил вполне искренне.
— Твоя жена поедет с тобой, — усмехнулся он, и я понял, что дело тут не в любви, а исключительно в душевном комфорте и чести старших Эленандаров. — Должен же кто-то штопать тебе носки в тех краях?
* * *
Хельга
Вот и живы. Вот и слава Богу.
А Север? Так и что Север, люди везде живут. А подальше от бурного мира — это иногда тоже очень хорошо. Ничего, пойдет дело потихоньку. Тот, кто покушался на короля, обязательно попробует повторить покушение — и его, голубчика, сцапают, и мы вернемся.
— В этом Хаттавертте гномы не селятся, у нас таких дураков нету, — сообщил отец. Когда нас с Анареном погрузили в вагон под конвоем, чтобы отправить в ссылку, он сунул сопровождающему офицеру пару монет, и мой брат принялся проворно загружать тюки с вещами, которые, по мнению отца и матери, могли пригодиться нам на севере. Тюков была добрая дюжина, и набиты они были так, что едва не трескались. — Но там через десять миль к западу есть городок Ламтамара, там гномья община. Я им написал — если что, встретят, приветят, помогут. Обращайся, не чинясь.
Мать и сестры плакали. Семья Браунбергов, которая пришла проводить нас, тоже шмыгала носами. Мы все обнялись, и я едва не разревелась в голос от тоски, которая сжала сердце. Я покидала дом уже во второй раз за месяц, и чувство неустроенности и сиротства сделалось настолько глухим и беспощадным, что земля уходила из-под ног.
Но как бы я могла оставить Анарена? Как бы он отправился в северную глушь, а я зажила бы себе дальше в его доме? Нет, это совершенно невозможно, хотя он с его эльфийским воспитанием, кажется, ждал от меня именно этого.
Не дождался. Я не из тех, кто бросает близких в трудную минуту — особенно таких близких, которые, не задумываясь, спасали мою жизнь.
И вот мы сели на жесткие скамейки в купе, охранники заняли места в коридоре, и поезд мягко качнулся и поплыл на север. Родители и сестры, господин и госпожа Браунберг, мой брат махали нам вслед, и почему-то я подумала, что больше их не увижу. От этого стало так горько, что я все-таки заплакала, уткнувшись лицом в платок.
Подсев ко мне, Анарен обнял меня за плечи и негромко произнес:
— Хельга, ты можешь остаться. Ты правда можешь. Я скажу сопровождающим, ты выйдешь на следующей станции.
Он не хотел для меня испытаний. Ясно, что жизнь в ссылке это не сахар и не мед. Нас собирались поселить в доме под полицейским надзором, но вряд ли это был такой дом, в котором Анарен жил в Холинбурге. А впереди зима, морозы и ветра — это в Подгорье тепло в любое время года, потому что там работают гигантские печи, поднимая тепло из земных глубин, а север проморозит нам косточки…
Ну и что? Это разве повод бросать близкого в беде?
— Еще раз так скажешь, и я тебе нос разобью, — пообещала я. — Анарен, перестань говорить глупости. Почему я должна объяснять тебе то, что любому ребенку понятно?
Он негромко рассмеялся, и этот смех был таким странным, что один из наших охранников даже заглянул в купе, чтобы проверить, не случилось ли чего.
— Ты даже не представляешь, милая моя супруга, что именно для меня делаешь, — с улыбкой произнес Анарен, когда любопытный нос охранника убрался прочь. — Ни одна эльфийка никогда не поехала бы с мужем в ссылку.
— Ну я, слава Богу, не эльфийка, — откликнулась я и принялась открывать один из мешков, который передали родители. От него сытно пахло колбасой и жареной курицей — развязав веревку и растянув горловину, я удивленно увидела нашего домового, который свернулся на промасленных бумажных свертках.
— Ты посмотри! — воскликнула я. — Кто это с нами едет?
Домовой потянулся, зевнул и ответил:
— А как это вы собрались на новое место без домового? Конечно, без приглашения, без сахарницы это все ж не по правилам. Ну да я не привередливый. Колбаса тоже сойдет, я харчами не перебираю.
Традиция требовала при переезде предложить домовому сахарницу с кусочком сахара и с поклоном пригласить его следовать вместе с хозяевами, но мы, разумеется, даже и не вспомнили о нем. Вчера мы поженились, а сегодня вечером нас уже отправляли на Север — какие уж тут домовые! Тут себя бы не забыть впопыхах.
— Теперь-то мы точно заживем всем на зависть, — произнес Анарен, вынимая домового из мешка. Я достала ветчину в фольге, которую приготовили с зеленым луком, несколько колец колбасы, куриную тушку — в купе снова заглянул охранник и воскликнул:
— Ого, да тут пир горой! Пригласите?
Я не ругаюсь грязными словами, я с детства умею ими смотреть — и посмотрела на охранника так, что он счел за лучшее употреблять собственные запасы и не соваться к чужому столу. Он человек служивый, ему паек полагается, а нам еще неизвестно, как на Севере жить. А все прожрать много ума не надо. Такие, как этот охранник, все наши тюки за час могут опустошить — чего б за чужой счет не трескать?
