— Все хорошо, — вижу, что улыбка его натянутая, но говорить что-то наперекор он не спешит. Макс вообще делает всё, чтобы мне было комфортно, за что я ему безумно благодарна, но сейчас… Не знаю, но я словно хочу услышать что-нибудь другое, кроме дежурного «всё хорошо». Ни черта не хорошо, неужели ты не видишь?
— Правда?
— Конечно, — он подходит вплотную и нависает надо мной, оставаясь выше, даже когда я сижу на барном стуле. Чуть задираю голову, чтобы смотреть Максу в глаза, но веки опускаются, стоит ему положить руку на мою щёку и нежно погладить пальцем, — всё хорошо, правда. Все лучше, чем когда-либо было, разве ты сама не видишь?
Мы молчим. Я ощущаю его дыхание на своем лице и боюсь пошевелиться, чтобы не испортить момент. Не знаю, что будет дальше, завтра или даже через секунду, но сейчас я хочу только оставаться в этом положении как можно дольше, потому что мне так хорошо и спокойно, что хочется сдохнуть в эту секунду самой счастливой.
— Посмотри на меня, — шепчет тихо-тихо, прислоняясь лбом к моему, так и не убирая руку от щеки. Я сгораю и схожу с ума от нежности, открываю глаза, тут же оказываясь в плену карих и таких родных омутов. — Все хорошо, ты веришь мне?
Киваю, потому что не хочу произносить лишних слов. Хочется молчать. Просто молчать и наслаждаться прикосновениями.
Около минуты мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, и дышим так тяжело, словно пробежали кросс. Сердца стучат в бешеном ритме, а в животе летает целая стая бабочек, хотя, если честно, я думала, что все они там давно вымерли.
Я делаю глубокий вдох, но не успеваю выдохнуть, потому что…
***
Макс
Я целую её, и плевать мне на все условности.
17. Ночь вместе
Макс
Я целую малышку, потому что хочу. Потому что нужно быть идиотом, чтобы не целовать эти сладкие губы. Целую, потому что влюблен в неё по уши, и знаю, что не безразличен ей тоже. Целую, потому что могу это сделать, потому что, черт возьми, имею на это полное право.
Целую, поглаживая большим пальцем пылающую щеку, и хочу стать волшебником, чтобы остановить время. Это не развратный поцелуй, не страстный и не жгучий. Он любящий. Когда губы мягко сминают друг друга, а тела дрожат так, словно находятся под напряжением.
Малышка действительно дрожит в моих руках, и я не понимаю, замёрзла она или так на неё действует поцелуй.
Отрываюсь от сладких губ, чтобы спросить, отчего её колотит, но она тут же протестующе рычит и притягивает меня к себе, впечатываясь в губы поцелуем. Целует страстнее, с напором, зарывается пальчиками в мои волосы на затылке, а я обвиваю талию свободной рукой и прижимаю малышку ближе к себе.
Срывает крышу. Через серые спортивки наверняка видно моё возбуждение, но не думаю, что это смутит Арину. Она наверняка уже взрослая девочка… Целую глубже, навалившись на девчонку, перемещая руку на оголенное бедро, но вдруг малышка в порыве страсти кусает меня за нижнюю губу… За разбитую нижнюю губу.
— Бля-я-я, малышка!
— Ох, черт! — она прикрывает рот ладошкой, явно испугавшись своих неразумных действий, и тут же принимается покрывать моё лицо мелкими поцелуями, без конца извиняясь.
Я точно в раю.
— Да ладно тебе, уже не больно, — тихо усмехаюсь, заглядывая в обеспокоенные глаза.
— У тебя кровь, — она стирает с губы каплю крови и встаёт со стула, — я снова принесу аптечку, нужно остановить.
Арина уходит в спальню, где мы бросили аптечку пару часов назад. Губа правда непонятно ноет и пульсирует, а по подбородку стекает алая капелька крови, но мне так откровенно плевать на все ссадины, если честно… Не верю, что у нас все наладилось, не верю, что она простила меня, не верю, что только что мы целовались.
Странная мы пара, конечно… Обычно люди сначала целуются, а потом уже все остальное. Ну да ладно, мы никогда не были нормальными.
Арина возвращается с аптечкой и снова останавливает кровь, когда вдруг мой телефон звонит, и Арина, увидев на экране имя «Маша», резко меняется в лице. Задирает подбородок, хмурится, губы облизывает.
— Ответь, вдруг ты очень нужен Маше, — говорит, а потом отстраняется и идёт ставить чайник, а я сгораю от радости. Ревнует.
Маша — это хозяйка квартиры, подруга моей мамы. С детства привык называть ее по имени, так и прилипло, без официоза. Каждый месяц в первых числах она звонит и приходит за деньгами.
— Да, Маш, — беру трубку и улыбаюсь, когда Арина начинает слишком грубо мыть в раковине чашку. — Я дома, да, заходи, конечно, никаких проблем. Не помешаешь, конечно.
Естественно, я не могу сказать женщине, которой плачу за жильё, что сейчас не один и она может гулять до завтра. Тем более что в квартиру она не заходит, забирает деньги в дверях и идёт к себе.
Кладу трубку, улыбаясь, пока Арина кидает в кофе уже пятую ложку сахара, хотя пьет с одной. В душе бегает толпа довольных обезьянок, танцующих победный танец, глядя на ревнующую Арину.
— Мне уйти? А то придет твоя Маша, а тут я. Не поймет ещё, обидится. Ну ты скажи ей, что мы просто друзья, чтобы она не надумала себе чего-нибудь, — Арина ворчит и идёт снова мыть чашку, в которую насыпала целую гору сахара.
Подхожу к ней сзади, обнимаю за талию, прижимаю к себе, кладу подбородок на макушку и шепчу:
— А кто-то ревну-у-ует…
***
Арина
Макс обнимает меня слишком крепко для парня, что только что разговаривал с какой-то Машей, которую, к тому же, ещё и в гости ждёт. Нет, ну здорово, конечно…
Что за Маша вообще? Почему она придет? Почему он так мило с ней разговаривал?
В голове очень странные и грустные мысли, я думаю о том, что это может быть вообще его девушка. Он же не говорил, что свободен? Не говорил, что у него нет никого? Тогда зачем целовал меня, зачем тогда делал всё, от чего щеки до сих пор пылают?
Злюсь, когда он говорит, что ревную. Я? Да сейчас! Делать мне больше нечего, конечно.
Я? Ревную? Да! Я ревную! Потому что он меня спасает, избивает того, кто меня обижает, затем целует меня, ласкает, а воркует с какой-то Машей? Я не согласна.
— А кто-то ревну-у-ует…
— Да ну? — хмыкаю, оставляя в покое чашку, и опираюсь руками на столешницу, все ещё крепко прижатая к Максу. — Тебе показалось.
— А мне кажется, что я прав, — засранец говорит хитро-хитро, оставляя нежный поцелуй на шее, отчего я почти падаю на пол, только вовремя успеваю взять себя в руки и не подать виду, что растекаюсь тут перед ним мороженкой.
Он целует ещё раз и что-то бормочет, когда в дверь звонят, и я напрягаюсь. Не уверена, хочу ли видеть эту Машу, но любопытство и чертова ревность таки делают свое дело, и я плетусь за Максом, как сторожевой пёс.
