Вхожу в палату, моя девочка спит. Такая красивая. Уже мама. Внутри нее поселилась частичка меня.
Кладу руку на ее плоский животик, где-то там борется за право на жизнь наш малыш...или малышка. Понимаю, что буду рад любому исходу. Главное, что с ней. Главное, что от нее.
— Привет... — вздрагиваю, когда в мои мысли врывается еле слышный Варюшин шепот.
— Привет...
Мы молчим. Смотрим друг на друга и, кажется, общаемся ментально. Ей сказали, о том что там, под моей рукой, теплится новая жизнь. Понимаю это по ее прекрасным глазам.
— Я... — Варя отводит взгляд к окну. — Я наркоманкой была. Ещё в детском доме начинала. Потом... Эля, помогла мне побороть мою зависимость. У меня появился стимул, отказаться. И я так долго за него держалась... — она всхлипывает.
— У тебя появился новый стимул, — наклоняюсь, сцеловывая слезы с ее бархатной кожи. — Тебе нервничать нельзя, родная. Врач объяснил, что может пойти не так и почему? — она кивает, цепляясь за мою руку.
— Так ты не против? — не смотрим мне в глаза, избегает встречаться с ними. — Мы ведь почти всегда предохранялись...
— Ну, это "почти всегда" составляет половину, — смеюсь, целуя ее в лоб. — Конечно я не против. Ты отдыхай, сил набирайся, хорошо?
— Ты уходишь?
— У меня работа. Очень важная, милая. К тому же, мне нужно подготовить квартиру.
— К чему?
— К тому, что скоро в ней появится моя беременная невеста...
— Невеста?
— Тебе не нравится? — она так мило округляет свои глазки. — Жена лучше?
Варя снова начинает плакать, уткнувшись в мою шею. Невозможно не умилиться. Любовь к этой девушке делает из меня какого-то нюника. Да я и не против, собственно.
Телефон оживает. На экране высвечивается имя моего друга. Неужели новости увидел или просто очень соскучился по мне?
Отстраняюсь от Варвары, ещё раз прощаюсь с ней, обещая заехать вечером и привезти вкусняшек. Она радуется, как ребенок. Выходу из палаты, поплотнее прикрыв за собой дверь. Вари сейчас не стоит знать, что происходит. Смахиваю зеленый кругляк в сторону, принимая вызов, попутно прося не показывать моей девочки новости. Если придется, пусть дежурят у телевизора.
Глава 29
Сергей
Это все совершенно не правильно. Все так запутанно и так чертовски плохо. Смотрел, как незнакомый мужик, малоприятной наружности, уводит Виолу в неизвестность.
А ведь она ни в чём и не виновата. Почему я в этом так уверен? Да все просто. Я знаю одну сумасшедшую, которая все это и учинила. Не могу доказать, но готов клясться своей жизнью, что это она.
Отцу отзвонился, просил о помощи. Только умолчал о случившемся. Такое по телефону не сообщают. Как никак, эта старая ведьма его возлюбленная. Он и сам все узнает. Но лучше пусть от меня.
Возвращаюсь домой. Сейчас глубокая ночь, хоть на улице и начинает светать. В доме уже во всю кипит жизнь. Кто-то прибирает, кто-то охраняет, кто-то кашеварит. Наш дом никогда не спит.
Отец в своей шелковой пижаме расхаживает по кабинету, словно король. Всегда такой статный, опрятный и величественный. Даже не смотря на то, что вытащил я его из постели.
Завидев меня, но прикуривает сигару, что до этого крутил в руках и разливает свой любимый виски по двум бокалам. Один молча протягивает мне. Выпиваем. Наливает ещё.
Напиток ядрёный и я, никогда не любил его вкус, но это реально помогает прийти в себя и сбросить оковы напряжения. Мы усаживается в кресла. Я пытаюсь подобрать более подходящие слова. Он сидит, как на иголках.
— Я из "Парадиза, — прощупываю почву, у отца глаза загораются, знаю о чем подумал, о своей бабе. — Там произошел пожар. Твоя ба...женщина, Элеонора в больнице, — краска сходит с его лица и взгляд тухнет, морщусь. — Говорят, на нее кто-то совершил покушение... Или что-то вроде того. Состояние тяжёлое, она без сознания или в коме. Прости, я не помню.
— Кто? — прочищает горло, прикрывая глаза. — Кого-то уже задержали?
— Да... Но она не виновата, я в этом уверен!
— Кто?
— Ее приемная дочь, Виолетта.
— Неблагодарная... Мерзавка... — сжимает руки в кулаки, покрываясь красными пятнами.
— Отец, она этого не делала. Я...
— А ты что?
— Я сильно накосячил. В свое оправдание, хочу сказать, что мне угрожали. Твоей репутацией.
— Что ты мямлишь там, говори уже, что ты идиот натворил?!
— Доказательств не будет. Я повредил их систему и камеры, в обмен на молчание.
— Что ты сделал? — он прищуривается и подаётся вперёд.
— Уверен, когда Элеонора придет в себя, то подтвердит, что Виолетта тут не причем. А сейчас...
— Ты реально идиот или прикидываешься? — отец смахивает все со стола и зло смотрит на меня. Уверен, если бы можно было убивать взглядом, я уже валялся бы мертвым. — А если, — его голос срывается, — она не придет в себя? Как будешь вытаскивать из передряги свою девку?
— Я... — а ведь я и правда об этом даже не думал. Решил. — Пойду и признаюсь во всем.
— Идиот! — шипит отец, глаза бешеные. — Бабы приходят и уходят. Собираешься похерить свою жизнь из-за какой-то пизды?
— А есть другой выход? — усмехаюсь.
— Значит так! — отец встаёт, прикрывает плотнее дверь. — Забудь обо всем, что ты мне рассказал! Ты не имеешь никакого к этому отношения. Найдем твоей малолетке хорошего адвоката, пусть сам с ней возится. А ты, — он отвешивает мне подзатыльник, — сидишь дома и носа на улице не показываешь, понял меня? — достает телефон, звонит кому-то. — Ты где? Да, срочно. Сейчас же! Да мне плевать. Жду.
Наблюдаю, как отец начинает хлестать виски прямо из горла, наплевав на бокал, который так и валяется на полу. Говорить сейчас не самый удачный момент. Отца я знаю, как облупленного. Могу лишь накликать неприятности. И себе, и Виоле.
— Уедешь, как только представится такая возможность. И чтобы я тебя здесь не видел, ближайшие несколько лет!
— Куда я уеду? — вскочил с места и подошел к отцу. — Ты издеваешься?
— К матери поедешь, в столицу, — подытожил.
— К этой... — помолчал, подбирая слова, — изменщице?
— Заткнись лучше, иначе сейчас получишь по первое число!
— Она оставила нас ради какого-то влиятельного мужика! И ты собираешься меня отправить к этой женщине?
— Она тебя не бросала, ты и сам это прекрасно знаешь, — отец вздохнул и опустился в свое любимое кожаное кресло. — Ты ведь уже давно не ребенок! Черт, да у меня в твоём возрасте уже была беременная жена!
— Которая при первой же возможности свинтила в неизвестном направлении! — навис над столом, зло выплевывая каждое слово.
