— Это кто у тебя?
— Шагалов, товарищ майор.
— Куда ты его?
— В изолятор.
— Нахрена? — вздох.
— Он трех задержанных мне уработал, засранец, — возмущенно. — Весь пол в кровищи. Зубы покрошил, кикер хренов. Теперь проблем не оберемся!
— Ты это… Руку отпусти ему.
Знакомый голос владельца второй пары ботинок приводит меня в чувства. Отец Янкин?!
— Сломаешь, я тебе потом тоже сломаю.
Неловкая пауза.
— Полковник Лемешев, — представляется он. — ОБЭП. Отпусти.
— Товарищ полковник, так, неадекватный он…
— Дай сюда! — с досадой и пренебрежением.
Отпихивает от меня того, который держит руку. Наручники на запястьях звякают. Со стоном выпрямляюсь. Перед глазами мельтешит.
— Шагалов, — тихо выругивается Иван Васильевич, разглядывая меня. — Нахрена с заключенными в драку полез?
— Они первые… — сплевываю кровь, — начали.
— «Первые»… — передразнивает меня. — Будешь теперь ногами только по приказу махать, дурак. Что с руками?
Показываю.
— Мать твою… — цокая, качает головой. — Силушки Бог дал, а мозгов нет. Что за беспредел, майор, в твоем СИЗО? Школьника зэки прессуют!
— Так кто кого прессует, то, полковник?
— Ладно… Мой это боец, из личного состава. Я его забираю. Снимай браслеты.
— Да ты чего, Иван? — машет рукой ментам этот майор, чтобы ушли. — Как я тебе его отдам?
— Он на службе. У них свой карцер и свой трибунал.
Нихрена не соображая перевожу взгляд на отца Янки.
— Какой слу?… — мямлю я.
— Иди умывайся, рядовой! — перебивая, толкает меня к туалету.
Смываю с лица кровь. Многострадальные костяшки посинели и отекли. Жутко больно! Переломал все на адреналине…
Иван Васильевич подписывает какие-то бумаги, долго спорят, обсуждают детали.
— Макс, — поворачивается ко мне. — Тебя следак допрашивал?
— Нет. Выходные. Сказали в понедельник допрос.
— Ничего не подписывал?
— Нет.
Прячу в ладони ноющее лицо. Слышу, как полковник подходит к окну. Говорит по телефону.
— Миха, менты запись с камеры забрали? Нет? Запросили? Сядь за пульт, потри ее. Как… Как… Так! Давай. Мы стираем эпизод. Избиения не было. Драка была. Да Шагалова здесь нормально разукрасили! Сейчас побои снимем. В ментовке мы…
Говоря по телефону, приносит мне от дежурного лист и ручку.
— Пиши.
— Что?
— Встречное заявление пиши.
— Но психолог же все видела.
— Не твои заботы, рядовой.
— Я не знаю, как писать, Иван Васильевич.
— Эй, капитан, продиктуй пацану.
Пытаюсь взять в пальцы ручку, но пара костей на кисти у меня сломана. И не выходит. При попытке писать, она проскальзывает между пальцами. Пальцы не сжимаются, кисти трясутся.
— Товарищ полковник, не может он. Руки покоцаны.
— Хреново работаешь, капитан, если у твоих заключенных «руки покоцаны»!
— Так… — возмущенно. — Он же их об мужиков поломал!
— Это ты докажи теперь. Пиши за него. Пусть подписывает.
Капитан мстительно глядя на меня и задавая уточняющие вопросы, пишет заявление. Расписываюсь левой рукой. Она чуть целее. Полковник читает, вносит коррективы и заново заставляет переписать. Капитан беззвучно матерясь переписывает лист.
— Где аптечка у вас?
Дежурный отдает полковнику чемоданчик.
— Анальгин… Ничего посильнее нет?
— Никак нет.
— Глотай две, — отдает мне.
Эластичными бинтами перематывает мне кисти. Зажмуриваюсь, кусая губы.
— Ты Стоцкому скулу сломал, — тихо.
— Жаль не челюсть.
— Зубы выбил. Яна сказала он к ней приставал.
Приставал… Выдыхаю, что только приставал. Уже здесь в камере, я прожевал эту ситуацию, вспомнил, как Янка ловко крутила саблями. Она, конечно, «скромняшка», но только пока я ласковый. А терпеть наглости бы не стала. И даже, думая, что это я, наверняка бы подрихтовала — и фаберже, и морду.
— Он пришел в себя?
— Час назад. Короче, две недели назад ты, Шагалов Максим Валерьевич, пришел в военкомат и добровольно пошел на осенний призыв.
— Как это?!
— Нет, ну если СИЗО тебе ближе к душе, чем СОБР… — ядовито.
— А! Не-не… — сглатываю я. — Окей… Ух!
Я в армии! Обтекаю. Ну всю жизнь мечтал, ага… Но лучше уж в армии, чем на зоне.
— И сейчас тебя задним числом оформляют. Как кандидата в мастера спорта тебя взяли в элитные войска. В тот гарнизон, который в данный момент в распоряжении нашего отделения ОБЭП. Усек?
— Спасибо.
Двери распахиваются. Залетают мама с папой, и нашим адвокатом.
— Что происходит?!
— Вы права не имеете!
— Куда вы его уводите?! Максим! — срывается ко мне плачущая мама.
— Мам, мам! Все нормально, — пытаюсь спрятать я руки.
Мама, причитая, зацеловывает мое лицо.
— Да, мам, — смущенно отстраняюсь я. Чего это она?
Иван Васильевич отводит в сторону отца.
— Видео не будет. Заявление у Максима приняли. Моя дочь тоже напишет заявление. Школа займет сторону Максима и Яны. Предлагайте Стоцким взаимно замять конфликт. Я со своей стороны тоже надавлю. Моя дочь сказала — в школе будут свидетели, которые поддержат своими показаниями нашу версию. Следаку дайте денег, пусть затянет дело и сведет на нет. Экзамены сдать мы Максима отпустим…
— Максим, что происходит? — шепчет мама.
— Меня в армию забирают, мам, — улыбаюсь я истерично.
Веду рукой по волосам.
