Еще в самой завязке боя первым атаковавший канонерку миноносец «Кари» оказался под прицелом разом двух 107-мм орудий и являлся основной целью для их комендоров до тех пор, пока не ушел в мертвую зону. Но за это время в него успели всадить столько снарядов, что на верхней палубе попросту не осталось никого живого. Так, неуправляемый и горящий он едва не выскочил на камни, если бы на верхнюю палубу не выскочили механики потерявшие надежду справиться с затоплением машинного отделения — слишком быстро прибывала вода через две подводные пробоины. Именно этот небольшой кораблик до сих пор заметно чадил в небо, полностью потеряв ход и заметно сев кормой в воду. Рядом с ним, удерживаясь на месте машинами, притулился флагман 9-го отряда миноносцев познакомившийся лишь с горстью 37-мм бронебойных болванок, коими его щедро забросали из револьверных пушек Гочкиса. Эти небольшие снарядики оказались бессильны в плане нанесения заметных повреждений «Аотака», но одна, особо метко пущенная серия снарядов, в одночасье скосила, как штурвал, так и командующего всем отрядом за компанию с рулевым и сигнальщиком. А попадание 37-мм снаряда, даже по касательной, не оставляло шансов на спасение. Собственно, капитан 2-го ранга Ядзима умер, не приходя в сознание, уже после подрыва «Корейца» из-за внутреннего кровотечения — переломанные прошедшимся по касательной снарядом ребра прокололи легкие. Оставшийся же за старшего минный офицер принял решение выйти из боя, управляясь машинами, и помочь своему мателоту, что как раз, активно полыхая, проходил мимо своего флагмана контркурсом. А вот шедший замыкающим «Цубамэ», на который впоследствии перенесли огонь 37-мм и 107-мм орудий куда больше пострадал не от вражеских снарядов, а от подводных камней, на которые наскочил при попытке уйти из-под обстрела. Корабль не получил подводных пробоин и даже остался на ходу, но из-за поломанных винтов более не мог дать хода свыше 12 узлов. Он вообще уцелел лишь потому что на русскую канонерку обрушился шквал снарядов с японских крейсеров, заставивший замолчать большую часть ее орудий. Именно он в компании с совершенно не пострадавшим «Хато» сейчас крутился на месте гибели кораблей, спасая, как японских, так и русских матросов, скинутых в воду во время взрыва канонерки и умудрившихся при этом уцелеть. Но первыми туда все же добрались два катера с американского китобоя.
Стоило въехавшей практически в самый центр борта вражеского крейсера канонерке замереть на месте, как, благодаря помощи двух матросов, с трудом удержавшийся на мостике капитан 2-го ранга Беляев, не смотря на сильнейшую контузию, принялся отдавать свои, наверное, последние приказы. Так одного взгляда брошенного на корму было достаточно, чтобы осознать — отсюда его корабль уже больше никуда не уйдет. Даже с учетом проведенной предварительной подготовки к бою, корабль все еще изобиловал деревянными элементами конструкции дававших солидное количество пищи всепожирающему пламени. Не способствовали улучшению ситуации раскатившиеся по палубе и то и дело рвущиеся снаряды из числа тех, что успели поднять с бомбовых погребов. Оглушающим уханьям 107-мм гранат азартно аккомпанировал треск рвущихся 37-мм патронов. Хорошо еще, что огонь не добрался до зарядов и снарядов к восьмидюймовкам, что уцелевшие номера расчетов с уханьем как раз сейчас сбрасывали за борт во избежание, так сказать. Впрочем, их труд уже сейчас можно было назвать бесполезным. О сохранении корабля не могло быть и речи, потому оставалось всего два дела — спасти как можно больше уцелевших моряков и постараться нанести противнику как можно больший урон напоследок. Именно для подобной цели Лушков передал ему две адские машинки с часовым механизмом, одна из которых, должна была уцелеть в минном отсеке, куда и приказал себя доставить Беляев, вопреки уговорам помощников как можно скорее отправиться на посадку в одну из двух уцелевших шлюпок, что размещались по обе стороны от мостика и дымовой трубы.
Не смотря на пробоины, образовавшиеся в носовой части при таранном ударе, минный отсек все еще не был затоплен, хотя вода под ногами прибывала с пугающей скоростью. В нем, помимо часовой мины, они подобрали потерявшего сознание минера с разбитой в кровь головой — единственного уцелевшего из всех, кто находился в отсеке в момент столкновения, и лишь после покинули внутренние отсеки гибнущей канонерки, по пути закинув свою взрывоопасную ношу в бомбовый погреб. Тот уже тоже начал потихоньку наполняться водой, но, судя по скорости ее поступления, пара минут у них имелось, а больше и не требовалось. Заложив на беседку с фугасными снарядами взведенную часовую мину, рулевой квартирмейстер 2-й статьи Бурдуховский пулей вылетел из будущего филиала Ада на Земле и, перекинув себе через шею руку присевшего у стеночки командира, которого уже не держали ноги, рванул со всей возможной скоростью наверх, куда уже были усланы Беляевым их недавние попутчики.
К сожалению, из двух шлюпок уцелела все же одна. Вторая — превращенная в дуршлаг сотнями прошивших ее насквозь осколками, мгновенно заполнилась водой и пошла на дно, стоило ее спустить на воду. В первую же успели набить столько раненных, контуженых, потерявших сознание и обгоревших, что она грозила пойти на дно от малейшей волны — так сильно села в воду. Потому остальным не осталось ничего иного, как хватать в руки первую способную помочь продержаться на плаву вещь и сигать в обнимку с ней за борт. Ведь если в ледяной воде имелся хотя бы малейший шанс спастись, то остаться на борту «Корейца» означало отправиться на тот свет с вероятностью в сто процентов, о чем и сообщил капитан 2-го ранга, приказывая всем покинуть корабль.
Догнавшая сосредоточившихся вокруг шлюпки и барахтавшихся в воде людей взрывная волна не только оглушила добрую половину спасавшихся, но и перевернула единственное плавсредство, отчего еще не менее полутора десятков моряков пошли на дно, не имея возможности на спасение. Сам Григорий Павлович тоже едва не оказался в числе несчастных, если бы его не вытянули из-под воды чьи-то сильные руки. Еще несколько человек погибло от обрушившихся в воду обломков их корабля. А потом, когда конечности уже начали коченеть и терять всякую чувствительность, на них вылетел знакомый катер, с которого в воду тут же полетели десятки спасательных кругов и жилетов, а также сиганули пара одетых в странные облегающие костюмы моряков. То же самое в этот момент происходило и с противоположного борта исчезнувшего во вспышке взрыва «Корейца», куда ушел второй катер.
И все же «американцам» удалось поднять на борт далеко не всех уцелевших. Кто-то сиганул в воду задолго до того, как был отдан приказ. Кого-то вынесло с борта ударной волной при разрыве вражеских снарядов. А пара редких счастливчиков из числа тех, кто умудрился таки выбраться из машинного отделения, в котором при столкновении перекосило все люки, и отправился в полет уже в результате подрыва носового бомбового погреба, вообще оказались заброшены ударной волной почти на сотню метров и уцелели лишь чудом Божьим. В общем, японцам тоже посчастливилось выловить полдюжины все еще живых русских моряков и под два десятка тел погибших, прежде чем «Хато» сблизился с продолжавшими рыскать в округе катерами.
Завидев, что американцы подбирают из воды русских, японцы не мешали им, параллельно занимаясь тем же самым. По всей видимости, рассчитывали, что граждане САСШ не должны питать особо теплых чувств к тем, кто лет пять назад изрядно подгадил их стране во время войны с Испанией, а потому без вопросов передадут будущих пленных. Все же, не смотря на определенную репутацию пароходства «Иениш и Ко», особенно в этих водах, далеко не каждый японский офицер обладал полной информацией о тех судах, что ходили под его флагом. И уж тем более понятия не имел о всех хитросплетениях отношений пароходства со своими филиалами открытыми в САСШ, Бельгии, Китае, Черногории, Германии и Абиссинии. Потому немалое удивление лейтенанта Харадо, когда американские моряки наотрез отказались передать спасенных русских моряков на борт его миноносца, заодно не забыв послать японца куда подальше на не менее ломанном английском, каким обладал он сам, было отнюдь не наигранным. В его голове попросту не укладывалось, как какие-то гражданские могли обматерить его, офицера Императорского Флота Японии! В самой Стране восходящего солнца подобное не могло произойти даже по пьяни! Слишком велико было почтение моряков торгового флота, не говоря уже о босоногих рыбаках, к военным морякам. И уж тем более к офицерам! К элите! Но куда больше его возмутили действия русского офицера.
