И вот тут, по мнению вице-адмирала, на первый план выходили всего две наиглавнейшие потребности его флота. Во-первых, сражение требовалось вести так, чтобы гарантированно пустить на дно хотя бы один, а лучше, два корабля противника, дабы ремонтировать тем уже было нечего. Во-вторых, японцев требовалось отпугнуть от русских границ, тем самым выигрывая столь необходимое для последующего ремонта время.
Выполнение первого условия, несомненно, лежало на плечах экипажей броненосцев, крейсеров и миноносцев. Ведь гоняться за крадущейся под водой подводной лодкой японцы точно не смогли бы по причине невозможности ее обнаружения. Потому ход сражения выстраивали действия колонн броненосцев, отрядов крейсеров, и стай миноносных кораблей. А вот выполнение второго условия большей частью вице-адмирал возлагал на страх противника перед подводными лодками, для чего последним в ближайшее время требовалось продемонстрировать свою состоятельность исключительно удачной стрельбой. Впоследствии можно было, или даже необходимо было, раструбить на весь мир об успехе подводников. Да еще и приукрасить, чтобы максимально усилить эффект внушаемого ими страха. Все же, ни Того, ни он сам, совершенно точно не стал бы гнать свои корабли на убой, зная, что где-то там впереди их ждет незаметно крадущаяся под водой гарантированная смерть. Конечно, те же подводные мины были известны уже не первое десятилетие. Но они являлись, так сказать, уже привычным злом. А вот зубастые подводные корабли пока что виделись совершенно другим делом. Так что Керну и Беклемешеву предстояло не столько потопить хотя бы один вражеский корабль, сколько выиграть время всему флоту для восстановления после первого раунда. Но и от первого пункта Макаров тоже не отказался бы и потому указал подводникам квадраты патрулирования там, откуда он сам бы принялся бить по заготовленной приманке, в роли которой выступала батарея на Саншандао, ранее являвшаяся башней главного калибра броненосца «Император Николай I», за что и получила негласное наименование «Николаевская», тогда как вторая по аналогии — «Александровская». Все же заявившись к Талиенвану всеми силами, и, не обнаружив достойного противника, командующий японской эскадрой не мог не попробовать уничтожить сильнейшую батарею береговой обороны, раз уж противник предоставлял ему подобную возможность. Во всяком случае, сам Макаров, несомненно, предпринял бы подобное действо, опасаясь разве что возможных минных полей и потому приказал бы начать обстрел с наибольшей доступной его артиллеристам дистанции. Именно по этой причине подводникам было приказано затаиться в шести милях юго-восточнее Саншандао и поджидать прихода японских тяжеловесов, полностью игнорируя иные корабли. Что они и выполняли нынче со всем старанием. А уж если противник окажется излишне прозорливым, либо информированным, либо просто везучим, то всегда можно было склонить его в нужную сторону с помощью главных сил флота, раз уж им все равно сегодня предстояло поучаствовать в сражении.
Погрузившись на перископную глубину минут за двадцать до того как мимо прошли возвращающиеся в залив крейсера Эссена, подводная лодка № 113, время от времени подрабатывая винтом, зависла на месте на долгих два часа, игнорируя вертящиеся на удалении пары миль бронепалубные крейсера. Уж что-что, а силуэты кораблей японского флота офицеры подводники знали назубок и потому даже могли определить, кто именно заскочил к ним на огонек. Но все имеет свойство заканчиваться. Так и время подхода основных сил эскадры Того вышло. Ровно в 10:52 флагманский броненосец «Микаса» открыл огонь по Саншандао с расстояния в 5 миль, а следом за ним заговорили орудия еще десятка броненосных кораблей. А маленький безымянный подводный хищник двинулся на пересечение растянувшейся и скинувшей скорость колонны главных сил японского флота, чтобы продемонстрировать, кто нынче на море хозяин.
В отличие от подводной лодки «Холланд», уже как несколько лет покоящейся на дне морском, ее русские аналоги не несли динамитных пушек, зато могли похвастать аж двумя торпедными аппаратами. Правда, для небольших 381-мм самоходных мин, стоящих на вооружении Российского Императорского Флота. Зато на внешних подвесках оба построенных по одному проекту корабля могли таскать мины любого типа и размера. Именно с них в сторону попавшего в окуляр перископа броненосного крейсера и устремилась пара 450-мм торпед, теоретически способных преодолеть аж 11 кабельтов на скорости в 25 узлов. Как Керн ни гнал вперед свою подлодку, выжимая из аккумуляторов все, что можно, к моменту выхода той на предельную дальность торпедного пуска шестой броненосец японцев уже прошел мимо, начав удаляться, а в прицел принялся заползать идущий следом броненосный крейсер.
Время, потраченное на расчет ставшего уже столь привычным торпедного треугольника, дало возможность проскочить точку встречи корабля с торпедой еще двум вымпелам, подставив под удар броненосный крейсер 1-го класса «Якумо». Но и он оказался отпущен с Богом, поскольку ограничиваться пуском лишь пары «рыбок» с внешних подвесок Георгий Федорович не собирался. К сожалению, статистика показывала, что 40 % торпед отклоняются от курса сразу после выхода из минного аппарата или схода с направляющей. Из оставшихся 60 % примерно половина могли не сработать или утонуть по пути. Остальные 30 % теоретически имели шанс поразить противника, но тут вступала в свои права ее величество математика и аналитические возможности командира лодки. Правильно ли он определил курс, правильно ли определил скорость и расстояние, правильно ли рассчитал угол и вывел свой корабль на этот самый угол. А ведь свое воздействие оказывали еще множество прочих факторов! Одним словом, даже для очень хорошего подводника результативность в 30 % являлась верхом мастерства по не зависящим от него причинам. Керн же был не просто хорошим. Он был лучшим! Лучшим во всем мире! И еще его научили ждать. Потому все четыре подготовленные к пуску торпеды ушли к предпоследнему в колонне броненосному крейсеру «Токива». Отстрелив 450-мм самоходные мины Шварцкопфа, Керн выждал положенное время и дал команду на пуск из обоих носовых аппаратов разом. Спустя какую-то долю секунды подводную лодку здорово встряхнуло, и она привычно начала проваливаться на глубину из-за приема в освободившиеся от своего смертоносного груза минные аппараты воды. По этой причине о своем успехе или неудаче он мог судить исключительно по звуку — расстояние до цели составляло четыре с половиной кабельтовых, а вода являлась отличным проводником звука.
— Оно того стоило, — тихо произнес Керн, как только по небольшому замкнутому пространству центрального поста разнесся гул отдаленного подрыва. Не единожды он задавался вопросом, почему он пошел за Иенишем, почему не покинул его компанию после первой войны. И вот теперь он, наконец, получил столь долгожданный ответ на мучавший его годами вопрос. Ради этого звука «бум-м-м», что разнесся под водой на многие мили, он и служил под началом человека, что согласился запятнать собственную честь ради помощи своей стране. Не заметной со стороны и не известной обычному обывателю помощи. Зачастую даже порицаемой в просвещенном обществе из-за методов ее оказания. Помощи, что привела лично его в этот самый день к перископу одной из немногих существующих в мире боевых подводных лодок. Лодки, что открыла официальный счет побед подводного флота над надводным. — Статистика статистикой, а мастерство не пропьешь! — хмыкнул он после того, как спустя еще четверть минуты до подлодки донесся еще один характерный «бум-м-м», сигнализирующий о том, что половина выпущенных торпед угодили точно туда, куда их и направила длань капитана 2-го ранга Георгия Федоровича Керна. И теперь ему, в зародыше задушив желание полюбоваться на дело своих рук, предстояло увести лодку на глубину, предоставив дальнейшие танцы с противником основным силам флота.
