Так, имея представление о датах начала грядущих конфликтов, удалось куда лучше распланировать процесс перевооружения армии на новую комиссионную винтовку образца 1891 года. Причем, уже с февраля 1898 года на вооружение начало поступать модернизированное оружие под новый остроконечный патрон. И уж конечно ни о каком очередном заказе производства этих винтовок за рубежом не могло идти и речи. До начала Первой Мировой Войны, если таковая теперь вообще случится, оставалось более 16 лет, так что казенные заводы вполне могли произвести достаточное количество вооружения за счет средств военного бюджета без дополнительных вливаний из казначейства, по поводу которых вечно "рвал волосы на голове" Сергей Юльевич. Впрочем, некоторые дополнительные ассигнования на ту же винтовку все же пришлось изыскивать. Уж больно эмоционально, что было видно даже из текста докладной записки, новоиспеченный барон ратовал за ряд доработок. Не была обойдена стороной и унификация. Так, вместо пехотной, казачьей и драгунской винтовок, он предлагал остановиться, либо на производстве винтовки только драгунского типа, как наиболее сбалансированной, и разработке в придачу к ней карабина для вооружения не стрелковых подразделений, либо же на переходе к чему-то среднему между последними типами вооружения, что впоследствии осуществили немцы, создав свой карабин 98к. Благо новая пуля заметно улучшала баллистические показатели винтовок, позволяя сократить длину ствола не в ущерб ныне существующим точности и дальности стрельбы. К моменту гибели императора данный вопрос все еще не был решен, но по несколько сотен коротких и длинных карабинов сконструированных Мосиным были оперативно изготовлены на Тульском заводе и переданы на испытания, в том числе пограничникам.
Также не была обойдена вниманием тема сохранения на складах снимаемых с вооружения винтовок Бердана N2. Пусть, как минимум, треть из них нуждались в ремонте, а то и вовсе признавались негодными к дальнейшей эксплуатации, два миллиона годных пехотных винтовок виделось потребным сохранить, памятуя о вечной потребности в вооружении русской армии во время мировых войн. К сожалению, поднимаемая не единожды тема их возможной переделки в многозарядные с внедрением патрона на бездымном порохе, в очередной раз оказалась мертворожденной. Многочисленные проекты и образцы принятые на испытания, включая даже самозарядные, хоть и продемонстрировали техническую возможность подобной переделки, оказались отвергнуты по экономическим причинам. Слишком накладной выходила подобная переделка, практически сравниваясь по сумме затрат с изготовлением новой трехлинейки. Да и переснаряжать бездымным порохом сотни миллионов патронов можно было до морковкина заговения. А производить новые с учетом снятия винтовок с вооружения - опять же экономически нецелесообразно. Тем более, что этого самого пороха едва хватало на производство патронов для новых винтовок. Нет, в небольших объемах для себя или частных денежных клиентов, появись таковые, какой-нибудь кустарь вполне мог заниматься подобной модернизацией, что оружия, что боеприпасов. Но в том то и крылась проблема - рынок охотничьего оружия и так был завален многочисленными недорогими карабинами и штуцерами мелких европейских производителей, так что модернизированная подобным образом и от того сильно потяжелевшая в цене старая армейская винтовка вряд ли имела шанс на коммерческий успех. Осознавали это и не менее, а то и более, умные люди с Тульского и Ижорского заводов. Хоть данные предприятия и являлись казенными, работать себе в убыток они не собирались. Прекрасно зная, за сколько реально реализовать недорогое охотничье ружье, а также цену переделки в таковое старой винтовки, они активно принялись за подобную работу лишь по причине временного снижения объемов выделки трехлинейной винтовки, возникшей из-за перевода последней на новый патрон. Зачастую, в целях экономии на транспортировке, принимая с арсеналов даже не целые винтовки, а лишь сваленные в ящики стволы, затворы и ствольные коробки, так что с каждого комплекта казна получала смешные по сравнению с ценой винтовки пятьдесят копеек, если не меньше. И чуть более двух рублей, если винтовка прибывала на завод в работоспособном состоянии и единым целым. Да и то лишь после ее реализации на рынке гражданского оружия. А поскольку оружие, несмотря на некоторое устаревание, все еще вполне могло выполнять свои функции во всевозможных вспомогательных службах, те же пограничники и моряки получили на вооружение драгунские винтовки Бердана, а промысловикам и переселенцам начали передавать казачьи, чьи патроны отличались от применяемых в пехотных меньшей навеской пороха и соответственно несколько худшими баллистическими характеристиками. Но даже они виделись излишне мощными для совсем уж короткоствольных карабинов Бердана изначально переданных на вооружение формируемого батальона морских пехотинцев и полиции с жандармами до появления на свет аналогов системы Мосина. Но на дистанции в 300 метров попасть в человека из него было все же возможно, а при достаточной остроте зрения, крепости руки и должной удаче хороший стрелок доставал противника и с полукилометра. Однако для апологетов залпового огня на тысячи шагов и штыкового боя этот коротыш являлся чистым уродцем. Наверное, в том числе по этой причине, армия избавлялась от них с превелики удовольствием. На радость любителям охоты сумевшим раздобыть один из немногих попавших на рынок гражданского оружия карабинов. Переделанный под использование русского револьверного патрона в 4,2 линии, он оказался превосходным оружием для охоты на мелкого зверя, так что за карабинами Бердана даже порой выстраивалась очередь из желающих приобрести подобный образец. А что? Револьверный патрон стоил заметно дешевле винтовочного, и при этом прицельно бил из переделанного карабина на две с половиной сотни метров, чего многим хватало с лихвой.
Сами же револьверы "Смит-Вессон" все так же продолжали оставаться основным оружием офицеров армии и флота. Но, определенно, лишь временно. И дело тут было не только в их излишнем весе или старом патроне на дымном порохе, на что в основном жаловались сторонники принятия на вооружение нового револьвера. Нет, тот же патрон легко можно было снарядить порохом марки П-45. Вот только переломная конструкция револьвера не позволяла при этом повысить энергию выстрела - при более мощном заряде действующие на револьвер силы попросту срывали замок, а порой даже разрывали барабан вместе с гильзой. Но даже со старым патроном этот револьвер по своим боевым характеристикам все еще соответствовал мировым аналогам. Так зачем же было его менять? А все упиралось в себестоимость производства. Слишком дорогой оказалась выделка его рамки. Особенно ее ствольной части, где требовалось огромное количество фрезерных работ выполняемых весьма квалифицированным рабочим. И пусть их все еще продолжали небольшими партиями производить в Туле для компенсации выбывающих из строя, в ближайшие годы, минуя "Наган", револьвер планировалось заменить полуавтоматическим пистолетом. Ведь тот же новейший Маузер К96 стоил всего на пару рублей дороже русского армейского револьвера. И принятие его на вооружение виделось вполне разумным. Но тут свое слово сказало знание того, к какому виду в конечном итоге придут пистолеты всего через несколько лет. Потому оставалось лишь немного подождать, пока не появится образец, что сможет продержаться на вооружении не одно десятилетие, чтобы будущим поколениям не пришлось вскоре вновь раскошеливаться на очередной виток перевооружения, в том числе станкового парка казенных оружейных заводов. Впрочем, полсотни пистолетов Маузера для вооружения офицеров батальона морской пехоты и отрядов его усиления были закуплены. Деньги в масштабе общих затрат вышли небольшими, а вот опыт применения нового типа оружия весьма скоро можно было получить из первых рук.
