Вынул целлофановый пакетик с пуговицами разного цвета и разной формы: квадратной, круглой, в виде кристаллов и якорей. Там же лежали крючки, заклепки и набор для шитья: иглы в круглой пластмассовой упаковке, похожей на солнце, и нитки разных цветов.
Последней Стас достал резную лакированную шкатулку из темного дерева. Он уже представил, что там может быть: детские сокровища, вроде фантиков от конфет или камешков с реки. Но открыв крышку, он испытал шок и острое желание бросить шкатулку на пол.
Там, свернувшись клубком, лежала красно-оранжевая змея. Совсем небольшого размера. Кажется, полоз.
– Она мертвая? – выдохнула Марьяна.
– Конечно. – Стас осторожно поставил шкатулку на верстак. – Это что, была ее питомица?
Аделаида – это имя сразу всплыло в памяти.
Черт его дернул сунуть в шкатулку руку. Как только он коснулся кожи змеи, та издала шипящий звук, ее тело извернулось, голова приподнялась.
– Вот дьявол… – Стас отдернул руку и с испугу захлопнул крышку на шкатулке.
Марьяна вскрикнула и попятилась. Прямо в смотровую яму.
– Стой! – Стас подскочил к девушке, схватил за запястье и придержал. – Ты шею себе свернуть хочешь? Под ноги-то смотри.
Марьяна обернулась. И без того напуганная, она замерла в ужасе, оглядывая двухметровой глубины яму, похожую на специально вырытую аккуратную могилу.
– Пошли, все хорошо, – суховато успокоил девушку Стас и потянул к верстаку.
– Змея… живая, – замогильным голосом произнесла Марьяна. – Господи, она живая…
– Она пролежала в шкатулке тридцать лет, она не может быть живая. Скорее всего, сухая кожа среагировала на мое прикосновение, и ее вывернуло.
– Ты сам-то в это веришь? – Бледность с лица Марьяны никак не проходила.
Стас приоткрыл крышку, заглянул внутрь шкатулки. Змея лежала неподвижно, вместо глаз зияли ссохшиеся дыры.
– Она мертвая, Мари. – Стас закрыл шкатулку и сунул ее в коробку. Туда же отправились перчатки, книга Брэдбери, тетрадь, пуговицы.
Марьяна взяла роман Достоевского и взвесила в руках.
– Знаешь, я еще вначале заметила, что он слишком легкий для столь большого романа. – Девушка открыла книгу. – Точно. Тайник.
Внутри книги, в толще страниц, имелась прямоугольная ниша, а в ней хранились фотографии.
– Да уж, нашла место для хранения. – Стас не сдержал усмешки. – И кто там, на фотографиях?
– Тетя. – Марьяна вынула тонкую стопку фотокарточек. – Вот тут она совсем маленькая, лет пять.
Первая фотография легла на верстак. В хрупкой девочке с бантом на макушке и плюшевым зайцем на коленях сложно было узнать ту Полину, из кошмаров, озлобленную и жестокую.
– А это кто, такой забавный? – Марьяна перевернула фото и прочитала: – С Игорем. – Подняла на Стаса полный недоумения взгляд. – Здесь она с моим отцом, а я даже не узнала его… Странно, что он никогда не показывал мне этот снимок.
Фотограф запечатлел мальчика лет шести и девочку лет десяти. Оба ребенка стояли с грустными лицами, словно их под страхом наказания заставили находиться рядом друг с другом. Больше снимков с братом не обнаружилось.
Марьяна вглядывалась в фотографии и перекладывала их с короткими комментариями: «Это с классом», «Это с родителями», «Это у памятника», «Это у какого-то забора», «Это с другом», «Это с другом», «Это тоже», «Это с ним же», «И опять».
– Так много? Что это за друг такой? – Стас взял из рук Марьяны снимки.
Из глубин времен на него смотрел полноватый темноволосый подросток.
На одном из снимков, сделанном у здания школы, он и Полина стояли плечом к плечу и улыбались, на другом – сидели вместе на дворовой скамье, на третьем – мальчик держал подругу за руку, а позади них цвела вишня, на четвертом – он стоял один по колено в воде на реке или озере.
На всех фотографиях мальчик улыбался, искренне, по-ребячески. Он был явно счастлив. Как и Полина. На лице девочки, во всех ее позах и жестах, угадывалась сильная привязанность к этому упитанному парнишке.
На обороте снимка, где мальчик стоит один, когда-то давно Полина большими печатными буквами написала:
А под буквой «С» пририсовала сердечко, старательно заштриховала и обвела его несколько раз.
Стас посмотрел на Марьяну.
– Кажется, голос этого Кости я и слышал на записи. Они в тот день куда-то с Полиной поехали на велосипедах. Что это за Костя? Ты знаешь?
Девушка пожала плечами.
– Могу у отца спросить. Наверняка он помнит. – Она достала телефон из болтающейся на бедре сумочки и набрала номер отца. Как только тот ответил, все тем же извиняющимся тоном принялась пояснять причину звонка: – Па-ап, тут такое дело… на фотографиях рядом с Полиной есть какой-то парень… Костя. Ты знаешь его фамилию? Кто это?.. Ага… Да, поняла… Хорошо. – Марьяна бросила короткий взгляд на Стаса и прогудела в трубку: – Да, он давно ушел. Ну конечно… и не говори… тот еще придурок.
Она убрала телефон обратно в сумку.
– Придурок? – поморщился Стас.
Девушка сделала виноватое лицо, но вслух извиняться не стала.
– Папа не знает его фамилии, – пояснила она. – Сказал, что сестра дружила с каким-то странным мальчиком, на год старше. Они часто время вместе проводили. Он дарил ей всякие безделушки.
Стас глянул на коробку.
– Если Полина так трепетно относилась к другу, то, возможно, хранила его подарки, а на подарках часто пишут дарственные надписи.
Марьяна кивнула.
– Давай еще раз проверим.
Они снова вынули из коробки вещи Полины. Стас прощупал перчатки, вывернул их наизнанку, выискивая бирку или нашивку – ничего не нашел. Принялся за пуговицы, изучил каждую. Потом осмотрел шкатулку с мертвой змеей (да, она действительно была мертва).
Ничего.
Но тут Марьяна выдохнула:
– Нашла. – И повернула к Стасу раскрытую на титульной странице книгу Брэдбери.
В левом верхнем углу форзаца красным карандашом была выведена аккуратная дарственная надпись:
«От моего сердца к твоему солнцу.
К. Демьянов. 1989».
– Значит, Константин Демьянов, – сделал вывод Стас. – Возможно, его удастся найти, и он нам что-нибудь расскажет. Сейчас ему должно быть сорок пять лет.
Он заметил на лице Марьяны грусть.
– Мне так жаль их, – тихо произнесла она, перечитывая надпись. – «От моего сердца к твоему солнцу». Кажется, они любили друг друга.
– Вот мы у этого Кости и спросим, что могло с Полиной случиться. Может, он даже кого-то подозревает.
