Стас переглянулся с Марьяной и впервые увидел в ее глазах не ненависть, а грусть, словно она говорила: «Да, очень жаль, что тогда ты повел себя как моральный урод. Если бы не это, у нас были бы шансы».
– Скажи, Роб, – спросил Стас, повернувшись к Роберту с показной заинтересованностью, – в Новосибирске ты с кем-нибудь встречаешься? Ну… кроме мамонтов из палеолита?
– О, ты знаешь, есть там мумия одной алтайской принцессы…
Они расхохотались.
И Стасу на секунду показалось, что они снова стали детьми. Игра воображения, игра памяти, игра тени и света в тусклом зале под магическим желтым абажуром.
Вот Марьяна Михайлова, пятнадцатилетняя девочка, хрупкая, с редкими веснушками, не спрятанными под пудрой, привычным движением смахивает кудри с правого плеча и пожимает им, а потом ее лицо озаряется доброй доверчивой улыбкой. Под ее белой блузкой прячется не такая пышная высокая грудь, а на ногтях нет маникюра. Она впитывает все, что видит и слышит, распахнув глаза.
Роберт Ульянов, одиннадцатилетний, чуть ссутуленный парнишка в очках с толстыми линзами, потирает ладонь о растянутые на коленях джинсы с нашивкой «Робин Гуд» на кармане. Его глаза блестят, когда он рассказывает о Бэтмене и криптоните, о Человеке-пауке, Халке… и о том самурае, чье прозвище он получил случайно, а может, не случайно.
И сейчас они болтали, сидя за столиком, хохотали, вспоминали свои нелепые детские похождения, будто между ними не случалось ничего плохого и не было этих нескольких лет отчуждения.
Они выпили по четыре бокала «Гиннесса».
Стас ощутил легкое опьянение. Марьяна и Роберт тоже были явно навеселе. Шел уже четвертый час ночи. В баре они остались одни, если не считать бармена, изредка маячившего на фоне стеллажа с напитками и косившего взгляд на столик, где все чаще стали раздаваться взрывы хохота.
– У нас большие проблемы, а мы пьем, – усмехнулся Стас.
Роберт развел руками.
– Это национальная русская забава. В Новосибирске все так делают.
От смеха у Стаса заслезились глаза.
– Я попудрю нос, – объявила Марьяна, вытирая костяшкой пальца потекшую от смеха тушь, и поднялась.
Не слишком твердой походкой она направилась в сторону коридорчика, где располагался женский туалет.
Стас смотрел ей вслед, пока девушка не скрылась за углом
– Она классная… но, по-моему, мы ее напоили, – прокомментировал Роберт. – Скажу честно, сначала она мне не понравилась. Ну… знаешь, как бывает: смотришь на другого человека, а видишь собственные недостатки. – Он склонился над столиком, отодвинув почти опустошенный бокал. – На твоем месте, старик, я бы уже…
– Роб, давай без этого, – поморщился Стас. – Ты же сам говорил, что я гений по вопросам облажаться. Так вот. Везде, где можно было облажаться, я уже облажался. Мне с ней не светит.
Роберт поднял руки, делая вид, что сдается.
– Понял, не лезу. – Он еще больше приглушил голос. – Я все думаю про эту «башню молчания». И прихожу к выводу, что надо покопаться в истории Леногорска и области. Если буду способен, то сделаю это сегодня, когда разойдемся.
Стас нахмурился.
Его собственные мысли тоже все чаще возвращались к увиденному в альбоме бабки Константина Михайловича, особенно после того, как они на себе испытали, что один из нарисованных ею символов работает.
– И еще у меня из головы не выходят те исчезновения, – добавил Роберт. – Исчезновения тел из больничного морга. Где эти тела? Куда они делись? Кто их унес?..
– Предлагаю заканчивать посиделки, – услышал Стас голос Марьяны над головой и вздрогнул от неожиданности. Обернулся.
Девушка стояла позади, опираясь локтями на спинку его кресла. Выглядела она доброжелательной и раскрепощенной, и в тот момент Стасу показалось, что она простила его за все, буквально за все.
Неожиданно улыбка исчезла с лица Марьяны. Она замерла, оцепенела, а потом последовал ее панический выдох:
– Ребята, посмотрите…
Роберт и Стас как по команде уставились на девушку.
– Нет… не на меня. Посмотрите на стол… на стол… пиво…
Они быстро перевели взгляды на свои бокалы с недопитым пивом.
Из-за яркой желтизны света, льющегося с потолка, Стас не сразу понял, что видит. Первым это осознал Роберт. Он вытаращился на свой бокал и выдавил:
– Вашу ж ма-ать… какого хрена…
И только после этого на дне своего бокала Стас разглядел вместо пива темно-красную жидкость с розовой пеной. Стеклянные бока посуды были измазаны красными разводами, словно за столиком бара «Соломон» только что пировали вампиры.
Стас посмотрел на бокал Марьяны, наполовину наполненный… кровью. И замер, ощущая рвотный позыв, который морозом по коже и накопившейся во рту слюной дал о себе знать.
– Это нам кажется, просто кажется.
Марьяна задергала головой, прижала ладонь ко рту. Сквозь пальцы ее ладони просочились капли темной густой крови. Девушка бросилась в туалет, из которого только что вернулась.
Роберт сидел с каменным лицом. В золотистом свете лампы его кожа приобрела болезненный оттенок.
– Это нам кажется, – повторил Стас, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, справляясь с тошнотой. Потом повернулся к бару. – Можно нам счет?
Бармен кивнул, не замечая ничего необычного.
Стас достал из заднего кармана мятые купюры.
– Брось, – остановил его Роберт, шумно сопя носом. – Я вас позвал… я и заплачу.
Стас все равно положил деньги на стол.
– Проверю Марьяну.
Роберт остался сидеть и почти не шевелился, глядя прямо перед собой.
Дойдя до женского туалета, Стас постучал в дверь. Он понимал, что никого, кроме Марьяны, там нет – все посетители давно разошлись.
– Мари, ты в порядке? Мари?
Не услышав ответа, он забеспокоился. Постучал громче.
– Марьяна!
Дверь приоткрылась. Из туалета вышла Марьяна, бледная, с воспаленными глазами и влажным лицом.
– Это ужасно, – прошептала она. – Стас… это ужасно…
– Нам все показалось. Просто мы устали.
– Думаешь, это была коллективная галлюцинация? – продолжала шептать девушка, выглядела она немного безумной. – Стас, это было на самом деле. Мы пили… кровь… кровь пили… Стас…
– Ладно, – не выдержал Стас, – мы пили кровь. Теперь мы можем ехать?
Он ждал от Марьяны обвиняющего возгласа, вроде: «Ты опять подавляешь меня, гребаный абьюзер», но девушка молча кивнула.
– Ну вот и отлично. Никакого такси, поедем на моей машине. Я протрезвел за последние две минуты.
И на это Марьяна тоже кивнула. Казалось, она не в состоянии возражать.
