Там же, у подножия полуразрушенной Башни, лежали два ржавых велосипеда.
Девочка выглядела живой, никаких следов смерти, резиновых сапог и дождевика. Гладкая кожа сияла подростковой нежностью; длинные, чуть вьющиеся на концах волосы колыхались в воде. Розовели по-детски пухлые губы, и на щеках горел румянец. Светлая футболка с цветком на груди казалась новой, только что купленной в магазине, как и темные брюки.
Полина стояла босиком на дне, среди ила и водорослей, и изучала Стаса большими выразительными глазами. Прекрасная, чистая и добрая. Если б не смерть, она бы повзрослела и стала настоящей красавицей.
Ее образ заворожил Стаса.
Он замер, уставившись на нее, совершенно забыв, с какой целью прыгнул в воду. Полина оттолкнула себя от стены Башни, приподнялась на пару метров и поманила пальцем. Вода мгновенно среагировала на ее жест, и Стаса потащило навстречу девочке. Уже через пару секунд, оцепеневший, буквально парализованный, он был рядом с ней.
Полина оглядела его лицо, дотронулась до правой скулы. От сияния ее спокойных оливковых глаз и прикосновения теплых пальцев тело Стаса охватил жар, обострились ощущения. Оттого он особенно сильно почувствовал, с какой нежностью Полина обняла его. Так обнимают, когда прощаются навсегда.
Полина Михайлова, девочка без слуха и голоса, давно мертвая, но вдруг ожившая, прощалась с ним.
Потом она поцеловала его. Мягкие губы Полины коснулись его губ, и в то же мгновение легкие Стаса наполнились живительным кислородом. Полина отстранилась, бросила на него прощальный взгляд и… резко оттолкнула от себя.
В этот момент она выглядела уже совсем по-другому.
В ее мертвых глазах появился жадный маслянистый блеск, кожа посерела, покрылась трупными пятнами, одежда обветшала и сгнила за секунды. Венок из одуванчиков превратился в пучки водорослей.
Девочка оскалила беззубый рот и ринулась вниз, к Марьяне, лежащей на дне, обхватила щиколотку ее правой ноги и потянула девушку в сторону своего кирпичного пристанища, жмурясь от удовольствия и радости: Башня обрела еще одну жертву.
Очнувшись от наваждения, Стас тоже рванул к Марьяне и поймал ее за руки. Полина дернула девушку к себе, цепляясь серыми пальцами за ее колени, за подол платья, все выше и выше, пока Марьяна, а вместе с ней и Стас не оказались в ее власти.
Девочка вновь приблизилась к нему, уже совсем другая, озлобленная и страшная, а он многозначительно покачал головой, давая понять, что не отпустит Марьяну, и выдохнул последние крупицы воздуха Полине в лицо, выпустив изо рта шлейф мелких пузырей.
Стас знал, что Полина не убьет его, пока не получит свое.
Глупое, меркнущее в темноте чаяние, но кроме него ничего не осталось.
Улыбка на мертвых губах Полины угасла, ее рыбьи глаза сверкнули бешенством, и рука описала полукруг, взмывая над головой. Стаса и Марьяну отбросило от центра озера с такой силой, словно под ними разжалась пружина катапульты, их протащило по мелководью несколько метров до самой суши.
Под собой Стас почувствовал рыхлую поверхность песка. Перевернулся на живот и встал на четвереньки, изогнув спину и сплевывая воду. В носу, будто шершавым куском, застрял запах грязной воды и тины. В легкие хлынул воздух, и Стас жадно вдохнул. Тело заколотилось в ознобе, затряслось в тщетной попытке согреться.
Он кое-как заставил свою каменную шею двигаться и огляделся.
В паре метров от него лежала Марьяна. Добравшись до девушки, Стас перевернул ее на спину и прижал пальцы к сонной артерии на шее, ловя толчки слабого пульса.
Марьяна была жива, дышала ровно и спокойно.
– Мари, пожалуйста… – зашептал он, склонился над ней.
И только сейчас понял, что часть ее волос, от правого виска до затылка, под корень сострижена, но не успел сделать выводы, почему и кто это сделал.
В отблеске автомобильных фар он уловил движение тени, и в ту же секунду Егор набросился на него, сшиб в мелководье, повалил на спину и придавил собой сверху. Тонкие пальцы – эти чертовы пальцы пианиста – сдавили ему горло.
– Вонючий выкормыш… вонючий, вонючий выкормыш… ты опять тут… – Перед глазами кривился его обезображенный гневом рот. – Когда же ты сдохнешь? Сдохни, сдохни!
Стас извернулся и ударил Егора снизу в живот, насаживая на свой кулак и отталкивая его коленом, чтобы сбросить с себя. Егор упал на бок и захрипел. Стас перекатился на живот и пополз из воды на берег.
Пальцы утопали в мягком иле, ногти скребли попадающиеся в песке камни и щепки, а Стас все полз и полз.
За спиной послышался плеск, сверху накрыла тень, и на затылок Стаса обрушилось что-то тяжелое и твердое. В глазах порозовело от болевой вспышки, и Стас, зажмурившись, уткнулся лицом в песок. Из разбитого затылка по шее заструилась теплая кровь.
– Ч-черта с два… ты от м-меня уйдешь, П-платов, – заикаясь, захихикал Егор. – Надо же, ты вдруг перестал б-бояться воды? Но это ничего… ничего, братец… мы что-нибудь п-придумаем…
Он потянул Стаса за шиворот и перевернул на спину, сам же опустился сверху, вогнав колено ему в живот.
В его правой руке белел камень.
– Раз ты не захлебнулся, я расквашу тебе рожу. Это будет даже приятнее. – С безумным блеском в глазах Егор занес над головой Стаса камень и добавил: – Я продолжаю счет: тридцать четыре – тридцать пять. Ты проиграл навсегда. Пока, выкормыш.
– Что у тебя в руке? – прохрипел Стас.
– Что? – Егор замер.
– В руке… что?
Только сейчас Стас заметил, что Егор держит не камень, а человеческий череп. Белеющий в свете фар человеческий череп. Егор перевел взгляд на руку, но не заметил ничего необычного. Зато Стас использовал его заминку: сгреб в кулаке горсть песка и швырнул Егору в глаза.
– Ах ты тварь… – Тот зажмурился и отвернулся.
Стас в это время ударил противника ногой, но Егор еще сильнее навалился на него.
– Не-ет. – Он вытер слезящиеся глаза тыльной стороной запястья. – Мы не закончили.
Их взгляды встретились.
Стас был уверен: сейчас, в эту самую секунду, они думали об одном и том же. О том, что вот он, момент истины. Судьба, утомившись, столкнула их лбами, чтобы прекратить многолетнее и бессмысленное противостояние.
Стас приготовился, зорко наблюдая за жестами и лицом брата, ловя малейшую смену его настроения и поведения. Камень (то есть череп) все еще угрожал обрушиться на его голову.
– Ну и что дальше, Егор?
– Признай, что слабее меня.
– Признаю, – выдохнул Стас. – В искусстве ненавидеть тебе равных нет.
– Неужели? – Голос Егора смягчился. Рука с черепом опустилась. – Ты снова проигрываешь? Надо же, ты не перестаешь меня поражать, выкормыш. На самом деле ты всегда меня поражал. Я ведь не только ненавидел тебя – я восхищался тобой, боготворил тебя, равнялся на тебя. Можешь в такое поверить? Ты занимал огромное место в моей жизни. Ты доказал, что достоин уважения. Но вот скажи, Стас, скажи мне, по какой такой причине они любили тебя больше, чем меня? А? Ты знаешь?
