Тейт изнеможенно вздохнул.
- Не позорьте себя, мистер Сермак, - он с
сочувствием поглядел моего дедушку. – Должно быть, он испытал на себе
собственный товар.
- Думаешь, я немой? - с дикими глазами спросил
Сермак. – У меня есть пленки, засранец. Я записывал каждый наш разговор,
потому что знал, просто знал, что, если запахнет жаренным, ты меня
кинешь.
Тейт побледнел. Все в комнате замерли, будучи
не уверенными, что делать дальше.
- У вас есть записи, мистер Сермак? - спросил
мой дедушка.
- Дюжины, - самодовольно ответил он. – Всё
хранится в банковской ячейке. Ключ висит у меня на шее.
Один из мундиров запустил руку Сермаку под
рубашку и достал маленький плоский ключик на цепочке.
- Нашел, - показывая его, сказал он.
А вот и необходимые доказательства.
Все взгляды устремились на Тейта. Он поправил
воротник.
- Уверен, мы можем это прояснить.
Мой дедушка кивнул Катчеру, и они оба шагнули
к Тейту.
- Почему бы нам не обсудить это в деловой
части города?
В дверях кабинета появились еще четыре
полицейских. Тейт позволил им войти и кивнул моему дедушке.
- И впрямь, почему нет? – вежливо ответил он,
смотря вперед, пока покидал комнату.
За ним следовали маг, Омбудсмен и четверо
полицейских ДПЧ. Первые два мундира вели Пауля.
На меня обрушилась тишина.
***
Возможно, с тех пор как я выкинула кол, прошли
всего лишь минуты. Но минуты казались часами, а часы днями. Я потеряла
чувство времени, пока наконец-то не успокоилась.
Я беспомощно сидела на роскошном ковре, держа
руки на коленях, перед останками двух вампиров. Я смутно осознавала скорбь и
ненависть, сменявших друг друга. Но ничто не могло проникнуть сквозь толстую
оболочку шока, который удержал меня в вертикальном положении.
- Мерит.
Этот голос был грубее. Резче. Слова – низкие,
тихие, бессмысленные звуки слов Малика – заставили поднять взгляд. Его глаза
были безжизненными, с явным отблеском скорби, отчаяния.
- Его больше нет, - убитым голосом сказала я.
– Его больше нет.
Малик держал меня, пока в черные урны собирали
прах моего врага и моего любовника. После их запечатали и с осторожностью
вынесли из кабинета Тейта.
Он держал меня, пока комната не опустела
вновь.
- Мерит, нужно уходить. Тебе больше нечего
здесь делать.
Мне потребовалась минута, чтобы осознать,
почему он там был. Почему Малик был на полу рядом со мной и ждал, чтобы
сопроводить меня домой.
Он был Вторым после Этана.
Но больше им не был.
Потому что Этан мертв.
Скорбь и ярость пересилили шок. Я бы рухнула
на пол, если бы Малик не держал меня, сохраняя в вертикальном положении.
Этан.
Я стала вырываться. По щекам текли слезы,
которые я попыталась унять.
- Пусти! Пусти! Пусти!
Я хныкала, кричала, издавала звуки, больше
походя на звереныша, чем на девушку, и начала колотить его. Кожу жгло в тех
местах, где его руки сжали мои.
- Пусти!
- Мерит, прекрати. Успокойся, - сказал он.
Новый Мастер, но я слышала лишь голос Этана.
ГЛАВА 25.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К СВОЕЙ ЖИЗНИ.
В ту ночь мы скорбели открыто: на тротуаре у
Дома выставили в ряд восемь огромных японских барабанов тайко. Барабанщики
отбивали панихиду, пока прах Этана несли в Дом.
Я наблюдала за процессией из вестибюля. Из
уважения и в целях охраны путешествия Этана в загробную жизнь Скот и Морган шли
впереди. За ними - Малик, новый Мастер, участвующий в своем первом
официальном событии – перемещении останков своего предшественника в
защищенный склеп в подвале Кадогана.
Когда урны поместили внутрь, а склеп закрыли и
заперли вновь, ритм барабанов сменился с быстрого и яростного на медленный и
мрачный, предавая множество эмоций, которые я испытывала с течением ночи.
Печаль давила и истощала, но её еще и в равной
степени дополняли гнев и страх. Я боялась, что Этан разговаривал с моим отцом,
продал меня в пожизненный вампиризм, чтобы облегчить материальные заботы. И так
же сильно, я горевала о его утрате.
Мне хотелось ругаться с ним. Кричать на него.
Плакать, орать и бить его кулаками в грудь, требуя, чтобы он себя
реабилитировал, отрекся от этих слов, доказал мне свою невиновность.
Но я не могла, потому что он умер.
Жизнь продолжались без него. Как и скорбь.
Дом был украшен длинными полосками черного
шелка, как и скульптура Христа. Она стояла в Гайд-Парке в память о горе, об
Этане и о потере.
Мы также скорбели негласно, на церемонии, где
присутствовали только члены Дома, на Озере Мичиган.
Вдоль дороги у озера были круги из камней. Мы
собрались в одном из них. Все в черном – символ траура. Мы с Линдси стояли
рядышком, держась за руки, смотря на зеркальную поверхность воды. Люк стоял с
другой стороны от нее, их пальцы были переплетены. Горе сломило стены, которые
Линдси возвела между ними.
Незнакомый мне мужчина, говорил о радостях
бессмертия и о том, какую долгую жизнь посчастливилось прожить Этану. Но
сколько бы ты не прожил, жизнь никогда не кажется достаточно долгой. В
особенности, если она завершилась из-за решений и действий кого-то другого.
Малик, одетый в траурную мантию, нес к озеру
кроваво-красный амарант. Он опустил
цветы в воду и оглянулся на нас.
- В «Потерянном Рае», Мильтон говорит, что
амарант цвел у древа жизни. Но когда человек совершил смертельную ошибку,
дерево переместили в рай, где оно продолжило расти вечность. Этан мудро правил
своим Домом. С любовью. Остается лишь надеяться, что он сейчас там, где амарант
цветет вечно.
Закончив, он повернулся к своей жене, которая
сжала его руки в своих.
Линдси зарыдала и, отпустив мою руку,
переместилась в объятия Люка. Он обнял её, закрыв глаза от облегчения.
Я стояла в одиночестве, радуясь их чувству.
Любовь цвела как амарант, подумала я, посеяв семена в другом месте,
несмотря на то, что все остальные забрали.
Спустя неделю Дом и его вампиры всё ещё
горевали. Но даже в горе жизнь продолжалась.
Малик въехал в кабинет Этана. Он не сменил
обстановку, однако расположился за столом Этана. Я слышала бурчание в коридорах
по поводу этого решения, но сама не выражала недовольства. В конце концов, Дом
– это предприятие, которым нужно руководить, по крайней мере, до приезда
распорядителя.
