Джоанн свистнула, встав у задней двери, и Самсон тут же примчался к ней с неизменным энтузиазмом. Она начала чесать ему голову и заговорила:
– Мама недолго прогуляется, но ты жди здесь, хорошо?
Ох, если бы она нечаянно назвала себя мамой собаки перед Гленном, тот бы безжалостно ее задразнил. Однако при нем она старалась держать себя в руках. Сын и так подмечал, что она с Самсоном обращается лучше, чем многие люди со своими детьми.
К несчастью, он не ошибался. Джоанн влюбилась в свою собаку. Хотя не поняла, как это произошло. Сначала она не отличалась от других любительниц собак, а потом превратилась в безумную собачницу. Во время разговоров с Самсоном дом не казался таким пустынным, хотя пес не мог отвечать, зато он прекрасно умел слушать. Джоанн прикоснулась своим носом к его.
– Я ненадолго, обещаю. – Она взяла ключи. – Не скучай.
Лора, может, и не запирала свой дом, но Джоанн такой смелостью не обладала. У Лоры был Пол, а это все сильно меняло. Живущие в одиночку люди подвержены большим опасностям. Присутствие Самсона дарило ощущение безопасности, но она слышала, что иногда взломщики, прежде чем ограбить дом и напасть на хозяина, творят ужасные вещи с питомцами. Она готовилась к подобным случаям – даже хранила между ночным столиком и кроватью старую биту Гленна, если вдруг на нее решат напасть во сне. Она видела массу фильмов о том, как насильники врывались в дома жертв и настигали бедняжек в их собственных постелях. Представьте, как преступник удивится, если жертва огреет его по голове бейсбольной битой. Такое кино она бы посмотрела.
Дважды дернув ручку двери для уверенности, она направилась к домику на дереве. Единственное место, где человек мог бы исчезнуть на вершине холма. Место, которое ребенок точно обнаружит, а взрослый даже не заметит. Если где-то поблизости бродил ребенок, в первую очередь нужно посмотреть там.
Домик на дереве был очень старым: возраста Гленна, если вычесть десять лет. Они с отцом построили его, когда ее сын был совсем мальчишкой. Джон старался все делать на совесть, оттого домик на дереве в итоге получился большим, крепким и расположенным очень высоко. Как ей казалось, даже высоковато.
– Может, подумаете о беседке на земле? – предложила она, когда мужчины ее семьи только обсуждали идею.
– О беседке? – Гленн говорил так, будто его смертельно оскорбили. Даже в детстве у него на все было свое мнение. – Они для малышей.
После этого она пыталась не вмешиваться в процесс, разве что восхищалась чертежами и уточняла стоимость материалов: древесины, черепицы, окон и двери на петлях. Завершенный проект поражал воображение. Домик пригодился вот уже трем поколениям. Дочери Гленна играли в нем и устраивали чаепития. А Гленн и его друзья окрестили его приватным клубом. Они придумали секретный стук и повесили канат на случай, если придется спускаться быстрее обычного.
Третьим поколением Джоанн считала себя. После смерти Джона она проходила все стадии горя и порой даже одновременно. Горе проникло в ее душу настолько глубоко, что ощущение одиночества стало всепоглощающим, она переживала утрату каждой клеточкой своего тела, и любовь, которой ее окружали, не помогала. У нее пропала способность думать наперед. Она находила силы лишь на то, что происходило здесь и сейчас. Скорбь ее выматывала, и она еле держалась на протяжении дня, иногда забираясь в кровать еще до его завершения. Она злилась. На то, что Джон умер от сердечного приступа в шестьдесят три, прямо перед пенсией, на которую они настроили планов, когда они только собирались начать веселиться. Разве это справедливо?! Она видела в церкви парочки, и те приводили ее в ярость. Некоторым из этих женщин их мужья даже не нравились, однако они здравствовали, сопровождали их на службу и подгоняли машины ко входу, чтобы жены не мерзли на улице.
Через год после смерти Джона она проснулась одним весенним утром, надеясь ощутить облегчение, но напрасно. Она оставалась одинокой, печальной и стареющей с каждой следующей минутой. В тот день она вышла на прогулку и очутилась у домика на дереве. Не раздумывая, взобралась по лестнице наверх, зашла внутрь, села на пол, скрестив ноги, и спиной прислонилась к стене. Она рассматривала крепкую конструкцию и вспоминала, как Джон учил Гленна обрабатывать дерево, брус и что угодно. Как безопасно пользоваться строительным пистолетом. И прочему, чему мужчины учат своих сыновей.
Джоанн тогда думала о том, как скучает по мужу. И произнесла это вслух:
– Я хочу, чтобы ты вернулся!
От собственных слов ей стало еще печальнее, и она разрыдалась – сильно, громко всхлипывая и переходя на крик. Она скулила и стонала. Минуты тянулись, а рядом не было никого, кто мог бы успокоить и сказать, что время залечит раны. Ей хотелось почувствовать себя нормальной, а не скованной бесконечным отчаянием. Все заверяли ее, что станет лучше, но когда?! Выплакавшись, она рукавом вытерла нос, хотя и испытала отвращение, спустилась на землю и пошла домой принять душ.
Чтобы пережить утрату мужа, ей пришлось ждать шесть лет. Лишь через шесть лет она смогла просыпаться и не расклеиваться от мысли, что он не лежит рядом. Только спустя шесть лет она при виде парочек ее возраста не думала про себя: «Хорошо вам». Другие вдовы, с которыми она общалась, подтверждали, что горевали примерно тот же промежуток времени, так почему тогда через год траура все вокруг ведут себя так, будто ты истеричка, если не стала жить дальше? Она и так не рыдала на людях. Просто по-прежнему скучала.
Расстояние от ее дома до домика на дереве оказалось больше, чем она помнила. Она шагала по шуршащим листьям, переступала корни и упавшие ветки. Джоанн забыла, как спокойно в лесу. Воздух вокруг был наполнен запахом сосен и других деревьев. Тишину нарушали лишь ее шаги и чириканье птиц. Легкие здесь будто лучше насыщались кислородом.
Добравшись до дерева, она посмотрела наверх, приставив руку ребром ко лбу, чтобы прикрыть глаза. Лестница на вид казалась круче и более хрупкой, чем в ее воспоминаниях, а сам домик на дереве – выше. Она представила, как сложно ей было бы подняться, а потом еще и спуститься. Она ни за что не подвергнет свои старые кости такому риску. Ее мышцы и суставы с годами утратили прежнюю сноровку. Она боялась, что, забравшись туда, там и останется. Ей придется осуществить свой план, ощущая твердую землю под ногами.
– Привет! – крикнула она. – Там кто-нибудь есть? – она смотрела на дом прищурившись, и ей показалось, что одна из занавесок дернулась. – Я Джоанн Дембик, женщина, которая кричала на тебя из-за полотенца.
Ответа не последовало, не считая тихого шелеста листьев, развевавшихся на ветру. Она подождала несколько секунд и продолжила:
– Прости, что накричала. Я просто удивилась. Мило, что ты вернул полотенце, и я хочу тебя поблагодарить. Можешь сказать маме, что она дала тебе достойное воспитание. Можно сказать – ты славный мальчик.
Слова лились необдуманно, и, начав, Джоанн уже не могла остановиться.
– Возможно, ты этого не знаешь, но это частная собственность. Это моя территория, и я не хочу, чтобы ты здесь играл. – Глянув вверх, Джоанн оценила расстояние от домика до земли. Двадцать или тридцать футов? Если ей не повезет, и парень свалится оттуда и травмируется, его родители ее засудят. – Вокруг есть много мест, где ты можешь играть, но это не одно из них. Ты можешь пораниться.
