– Вам наскучит «Коппас», как только мы начнем работу над проектом здания вашего дяди. – Положив на поднос деньги в уплату счета, Фарж встал. – Вы не будете возражать, если я оставлю ваши эскизы у себя, чтобы посмотреть их завтра?
– Конечно. Но мне бы хотелось услышать ваше мнение.
– С удовольствием выскажу вам его. И надеюсь, в самое ближайшее время.
Лишь выйдя из-за стола, я поняла, как много выпила вина. Эллис Фарж попрощался со мной у кареты и ушел прочь с моей сумкой эскизов, болтавшейся у бедра. Я проводила его взглядом. Ночь показалась мне невероятно чудесной. И я совсем не чувствовала усталости, словно воодушевление придало мне сил.
Так что когда коляска медленно покатилась домой и мы выехали на ту улицу в Чайнатауне, где мне днем привиделась Голди, я не сочла глупостью попросить Пити остановиться. Вдохновленная вечером, проведенным с художниками, и проблеском нового окрыляющего меня будущего – как, впрочем, и легким (?) опьянением, я почувствовала себя достаточно смелой и дерзкой, чтобы спрыгнуть на землю. Проигнорировав протест Пити, я миновала угловую лавку с резными изделиями и тканями в витрине, закрытые торговые лотки и улыбающегося Будду в соседней кумирне и остановилась перед дверью, за которой исчезла Голди/не-Голди.
Ничего, что бы указывало на предназначение этого места, я не обнаружила. Дверь, темная и пышно украшенная резным орнаментом, была просто дверью. Никакой угрозы от нее не исходило. Девушка, возможно даже Голди, вошла внутрь без стука и без колебаний. Но я же видела ее несколько часов назад! Чего же я хотела? Узнать, что это была не Голди? Или узнать, что скрывалось за этой дверью? И что мне было делать, получив ответ на свой вопрос? На что я надеялась?
«Вы не трусиха, мисс Кимбл», – почти услышала я те запомнившиеся мне слова Ларосы. «Вперед!» – скомандовала себе я. И открыла дверь.
Глава двенадцатая
За дверью оказалась лестница – один пролет вверх, один вниз – и полный мрак, который моментально обратил мою пьяную смелость в страх. Легкая дымка пахла фимиамом с примесью табака и чем-то еще – более тяжелым, сладким, вызывающим тошноту. Вверху горел свет и слышались звуки жизни. Внизу было тихо.
Я нервно сглотнула. Мне нечего было тут делать. Внезапно я вспомнила, как Голди рассказывала мне о тонгах и о том, как опасен ночами Чайнатаун. И мое дурное предчувствие усилилось. И тем не менее через пару секунд я осознала, что ноги ведут меня по ступеням наверх – в комнату, похожую на склад и почти полностью затянутую дымом. Повсюду стояли столы, за которыми сидели и мужчины, и женщины. Многие были китайцами, хотя и других было достаточно. Но я никого не узнала, Голди среди них тоже не увидела. И не поняла, радоваться ли этому или печалиться. По крайней мере, она была бы мне здесь союзницей. Я остро ощутила себя совершенно чужой, когда присутствующие вскинули на меня с любопытством глаза. Их было слишком много – этих глаз. А вот разговоров почти не велось. Похоже, здесь привычным языком служили бряцающие кости, шуршащие карты и звякающие монеты.
Мне не следовало здесь находиться. «Пора уходить, и быстро!» Я развернулась, но не успела сделать ни шага, как меня остановила тяжелая мужская рука, вцепившаяся в мой локоть. Китаец с угловатым лицом и длинной косичкой произнес по-английски с сильным акцентом:
– Во что будете играть? Фараон? Покер? Выбирайте, что вам нравится.
– Извините. Нет.
– А-а… То, что вы желаете, внизу, – указал на лестницу китаец.
– Нет-нет. Благодарю вас. Я уже ухожу.
Его взгляд стал пронзительным:
– Кто вы? Кто вас сюда привел, богатая девушка?
– Никто.
Морщина на лбу китайца углубилась, и он что-то громко произнес, уже на своем языке. Во рту у меня пересохло. Я пожалела, что зашла в эту дверь. На призыв китайца откликнулся другой мужчина – на этот раз белый. Плотный и коренастый. Он резко встал из-за стола.
– Я… я просто искала тут кое-кого, – поспешила объяснить я. – Я пришла из-за… из-за своей кузины… Голди Салливан.
Китаец отмахнулся от своего лакея и с интересом оглядел меня.
– Ах, Златовласка… – протянул он. Это прозвище и его тон снова вызвали у меня страх, но уже иного рода. – Да-да. Идите вниз. Вам нужен Джой. Он знает, что ей нравится. Вам тоже это понравится.
Но мне его тон совсем не понравился, и желания спускаться в темноту он не прибавил.
– Идите уже, – настойчиво повторил китаец, сделав жест коренастому мужчине, тот снова поднялся.
Испугавшись такого эскорта, я пробормотала:
– Благодарю вас.
И поторопилась выйти из комнаты.
Но раз уж я оказалась в этом странном заведении… Вряд ли мне достало бы мужества снова переступать его порог. Если Голди находилась внизу… Что она могла там делать? Я не желала этого знать. Но и оставить кузину в таком месте я не могла. Вдруг ей угрожала опасность? Касаясь рукой стены, я спускалась все ниже и ниже. И с каждой пройденной ступенькой нарастала моя паника, совладать с которой у меня не получалось. «Только бы ее здесь не было. Только бы это оказалось ошибкой». Дверной проем блокировала шторка. За ней поблескивал мягкий розовый свет.
– Здесь есть кто-нибудь? – осторожно отодвинула я шторку в сторону.
Комнату освещала только одна лампочка, покрытая красным шарфом. Шляпы и пальто на крючках пунктиром размечали тусклые стены. На полу хаотично валялись соломенные тюфяки, и почти на каждом из них кто-то лежал, предаваясь грезам. Изо рта какой-то женщины на подушку сочились слюни. Мужчина с грубым лицом непрестанно что-то бормотал. Мне снова пришли на ум слова из статейки в «Вестнике». Слова Альфонса Бандерснитча – нет, Данте Ларосы… «Почитатели длинных трубок… которые часто упоминаются в новостях о светской жизни… Дебютантка (чье имя всем известно)… Голди».
Мужчина с серым шарфом, обмотанным вокруг его черных волос, оторвал взгляд от маленького пламени и длинной трубки, у которой, согнувшись, сидел еще один человек. Их глаза странно поблескивали в полумраке. Я отступила назад и услышала свой голос, отвечающий на их безмолвный вопрос едва слышимым шепотом:
– Джой?
Мужчина с шарфом на голове кого-то позвал, и занавески в глубине комнаты раздвинулись. И навстречу мне устремился еще один китаец. Я не смогла определить его возраст. Помешал розоватый свет, льстящий всему, на что он попадал. У китайца было характерное скульптурное лицо, как у статуи, точеные скулы и кожа, так туго натянутая на них, что казалось, она могла лопнуть при любом неудачном движении. Волосы у него были густые и прямые, не заплетенные в косичку. Тот китаец наверху изрядно меня напугал, но угроза, исходившая от этого мужчины, вообще просто сгущала воздух. И в комнате повисла мертвая тишина.
Он быстро сказал мне что-то по-китайски, и его лицо внезапно продемонстрировало завидную подвижность. Я помотала головой, стараясь не показывать своего страха, и напряженно сглотнула:
