Да, я считала Эллиса пешкой в свите Голди. И не ожидала увидеть его в лагере, рядом с ней. Мне припомнилось, что кузина вроде бы говорила о привязанности между ними. Но насколько это было правдой? И что за привязанность их объединяла?
На моих глазах Эллис и Голди перекинулись парой слов, после чего Эллис опять куда-то ушел, и я выбросила его из головы. Меня занимало другое: как встретиться с Шин?
Ноб-Хилл походил на лагерь рудокопов из рассказа Марка Твена. Блестящие палатки, тихие разговоры, костры… Осторожно я направилась к уборным. Исходивший от них запах не шел ни в какое сравнение с вонью в приюте, и мне было проще там ждать – рано или поздно китаянка должна была воспользоваться одной из кабинок. Все, что мне было нужно, – это держаться чуть в стороне. Тени от временных построек были густыми, и я встала там, откуда уборные просматривались лучше всего. В лагере становилось все тише и тише. А мое беспокойство нарастало. Возвращаться в город так поздно было опасно. Мне необходимо было найти место для ночлега и уповать на то, что меня не схватят. Но разговор с Шин стоил этого.
С приходом ночи резко похолодало, я плотнее закуталась в пальто. Шин не появлялась. Наверное, пользовалась ведром. «Пожалуй, пора поискать в руинах место, годное для ночлега». Только я так подумала, как к уборным знакомой мне торопливой поступью устремилась тень. Я выждала немного и, убедившись, что не ошиблась, шагнула вперед. Шин, охнув, воззрилась на меня как на привидение. В ее глазах я увидела сначала замешательство, потом узнавание, а затем… страх.
– Нет, – прошептала китаянка. – Вы не должны здесь находиться.
– Мне надо с тобой поговорить.
Помотав головой, Шин повторила:
– Вы не должны здесь находиться.
– Только на пару слов…
– Вы должны уехать!
Тетины слова… Их эхо потрясло меня и обратило мое отчаяние в гнев.
– Не могу! Ты что, не понимаешь? Я устала от предостережений и требований. Я сильно рисковала, чтобы найти тебя, Шин. Я хочу узнать правду. И думаю, она тебе известна. Я заслужила ее узнать. Пожалуйста! Мне нужна твоя помощь.
Я явно удивила китаянку. Она украдкой огляделась по сторонам:
– Я не могу отлучаться надолго. Это вызовет у них подозрения. Мы можем увидеться завтра?
Я не смогла скрыть облегчения:
– Где скажешь. И когда пожелаешь.
– Утром. Я встану в очередь за помощью. А простоять в ней можно очень долго.
Я поняла: Салливаны не хватятся Шин, если будут знать, зачем она ушла.
– Где?
– В «Фермонте», – Шин положила руку на дверцу кабинки, мне показалась, что она блеснула в темноте. Но не успела я сделать и двух шагов, как китаянка предостерегла: – Вас не должны увидеть. Они не могут позволить вам умереть, но и в живых вас видеть не желают.
– Что? – нахмурилась я.
– Завтра утром, – сказала Шин. – Будьте осторожны, мисс Мэй.
Теперь мне предстояло найти место, где я могла прождать до утра. «Если мы встречаемся в «Фермонте», то почему не там?» В темноте отель нависал над лагерем зловещей тенью. Как только солдат повернулся ко мне спиной, я залезла в окно нижнего этажа и прошмыгнула в вестибюль «Фермонта». Там пахло штукатуркой, деревом и дымом; пламя и упавшие камни заметно состарили новую отделку. Спрятавшись подальше и ощущая странное успокоение, я заснула.
А когда наступило утро, дневной свет подчеркнул всю полноту разрушений. Балки и рейки попадали, штукатурка осыпалась со стен и потолков; поломанные подмостки строительных лесов болтались как попало. Коридор показался мне чересчур узким и замкнутым; я вспомнила, как меня чуть не погребла собственная кровать, и в панике выскочила в более широкий вестибюль. Мраморные колонны создавали иллюзию обширного пространства, и я даже представила себе, каким роскошным должен был стать вестибюль после восстановительного ремонта. Он не сильно пострадал от землетрясения, но темнота мешала сориентироваться. «Где же Шин хотела со мной встретиться?» – задумалась я и, поразмыслив, решила, что вестибюль – самое очевидное место.
Сев на незаконченную лестницу и стараясь не обращать внимания на урчание в животе, я стала разглядывать кирпичную стену. Довольно скоро я увидела знакомые волосы. Темные и блестящие. И вместо приветствия Шин снова сказала:
– Вы не должны здесь находиться.
– Мне нужно было тебя разыскать. Ты уже мне раз помогла…
– Вы не понимаете. Это невозможно.
– Ты же знаешь, что не я убила тетю. Ты знаешь, что они украли мои деньги. Ты пыталась меня предупредить, но я ничего не слушала. Но теперь мне нужна твоя помощь. Я хочу вернуть свои деньги. И очистить свое имя.
– Как?
– Мы пойдем в полицию. И ты расскажешь там все, что знаешь.
Шин рассмеялась:
– Вы думаете, в полиции меня послушают?
– А почему нет? Ты знаешь, что я была на кухне, когда тетя умерла. Ты – моя единственная свидетельница.
– Это все равно что вы признаете себя виновной.
Упорство Шин меня смутило:
– Не понимаю…
– Взгляните на меня, – резко, нетерпеливо махнула рукой Шин. – Посмотрите, кто я, мисс Мэй. Никто не поверит китаянке. Вы сами в очередной раз отдадите себя в руки вашего дяди. Вы этого хотите? Лучше быть мертвой.
Я вспомнила, что Голди говорила о лживых китайцах и о полиции, не доверяющей им. Я тогда не усомнилась в словах кузины, а теперь подивилась самой себе: как легко я приняла тот факт, что целый народ способен быть лживым. А Шин была права – с моей стороны было слишком наивно полагать, будто она может меня спасти. Я убедилась только в том, что Шин – моя союзница. Хотя прежде сомневалась, потому что она была китаянкой. А теперь я испытывала отчаяние, поняв – зря я надеялась, что Шин поможет мне обелить свое замаранное имя.
– Но ты же знаешь, что я не убивала тетю, – все-таки продолжала настаивать я и, вытащив из кармана пуговицу, показала ее китаянке. – Я нашла ее в руке Флоренс. Это пуговица от дядиного жилета.
Шин бросила на нее беглый взгляд:
– Да. Они боролись. Я слышала.
– Слышала? Тогда мы обязаны пойти в полицию…
– Полиция вам не поможет! Он знает полисменов! Как вы не поймете? – воскликнула Шин. – Мне не жить, если мы обратимся в полицию. А вас… Он не может позволить вам умереть, но он опять вас где-нибудь запрет. На этот раз – навсегда!
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «он не может позволить вам умереть»? Вчера вечером ты тоже это сказала.
– Приют сгорел вместе со всеми бумагами. Записей о том, кто там содержался, а кто нет, больше нет.
Но я все равно не поняла, какое отношение это имело ко мне. Почему было важно, что бумаг не сохранилось? Салливаны же знали, что я была в приюте.
