Генерал силился улыбнуться, но булькнул горлом, и из уголков приоткрытого рта и ноздрей потекли струйки крови, образовав «усы» в форме подковы, спускающиеся до подбородка. Шеф йеменской госбезопасности стал похож на русского казака. Бенфике захотелось крикнуть не уместное исламское «Прибегаю к защите Аллаха от проклятого, побиваемого камнями шайтана», а что-то ужасно паскудное, матерное, как в американском кино шестидесятых после отмены кодекса Хейса…
4
Политическая конкуренция
Она проснулась от запаха табака. Часы показывали 6:15. Кто-то курил в соседней комнате или в коридоре. Она сходила в помывочную и снова легла. Торопиться теперь некуда. На руках нет наручников, и это позитивно, как сказал бы наемник Гленн. В соседней комнате заговорила тетушка Маммас. Голос африканской «миледи» звучал строго и одновременно приветливо. Так с окружающими умеют говорить аристократки, владелицы европейских замков, вовремя пустившие в рост «старые деньги».
– Маки, мы с тобой договаривались. Каждое утро ты будешь слушать радио и пересказывать две-три главные новости.
Мальчик промолчал, и тетушка Маммас добавила:
– На французском, английском и испанском.
– Я помню, – наконец хмуро подтвердил мальчик на французском. – Просто собираюсь с мыслями… В прошлую субботу в Менаке убили пятьдесят три солдата армии Мали, их расстреляли ночью из минометов прямо в военном лагере.
– Кого интересуют солдаты армии Мали? Дальше, пожалуйста.
– Еще король Свазиленда купил восемнадцать, нет, девятнадцать автомобилей «Роллс-ройс» и еще… не помню цифру… очень много БМВ для своих родственников.
– Однажды я была у Мсвати Третьего на его дне рождения в Лесото.
– Вы рассказывали. Какие-то крутыши подарили ему бейсбольную биту из чистого золота.
– Маки, но и у меня был отличный подарок для короля – ошейник из хорошей кожи с клыками гепарда. Король сказал, будет надевать его на провинившихся министров.
– И это вы рассказывали… – Мальчик перешел на английский: – If she is named Sofia, why should I call her Olga? What a bally nuisance!
[25]
– Маки, сдержанность – основа морального кодекса фульбе, – в голосе тетушки слышались нотки укоризны.
– На той неделе вы сказали, что pulaaku – это фигня, и стукнули военного из малинки по руке молотком. Где тут сдержанность?
– Говори точнее: хирургическим молотком перебила ключицу.
– Это был генерал из малинки, тетушка Маммас. И он пообещал вас укокошить.
– Я наложила ему гипсовую повязку Дезо. Без очереди.
– Ну и где ж тут сдержанность? – упрямствовал мальчик.
– Я не фульбе, Маки, а тот военный из малинки слишком много о себе возомнил…
Бенфике показалось, что тетушка Маммас вздохнула. Она перевернулась на живот и уткнулась в пуховую подушку, влажную от лица, вспотевшего после очередного кошмарного сна. Она сказала себе, что будет спать еще ровно два часа…
Сначала мелькнул ее собственный ярко-красный купальник на смуглом теле. Она стояла по колено в прозрачной морской воде метрах в пятидесяти от берега. Дно на отмели было приятное: твердое, песчаное, с мелкими редкими ракушками. О Аллах! Ее боевое арабское воплощение наконец-то стало частью пейзажа июльской Скандинавии. Вода здесь должна быть холоднее воздуха, но по ощущениям наоборот – ногам тепло, а тело покрылось мурашками. Вокруг бежали торопливые сине-белесые гребешки; несомненно, это был пролив Каттегат, соединяющий Северное и Балтийское моря. Она разглядывала полосу светлых песчаных дюн, зеленые кусты шиповника с крупными яркими плодами и черепичные крыши. Зрение сфокусировалось на мужчине в гидрокостюме, который сидел на деревянных мостках, выступающих в море метров на десять. Опять! Адвокат Джокуль Фальк-Ренне, ее соперник на предстоящем голосовании в Совете коммуны, прикидывался, что возится с парусной доской, но на деле, как и предыдущие шесть дней, нагло пялился на ее красный купальник. Она могла поклясться, что в своем прежнем воплощении видела этого типа, но не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах. Его имя Джокуль Фальк-Ренне (явно неофитское) ни о чем ей не говорило. Лицо политического конкурента было немного светлее гидрокостюма из коричневого неопрена, а глаза походили на земляные орехи, как у артиста, игравшего профессора Мориарти в сериале с Камбербетчем, – маленькие, овальные, словно вздутые, с паутинистым корявым рисунком на желтоватых белках, в обрамлении редких волосков-ресничек. Не обращая внимания на адвоката, она легла на чуть теплый песок, чтобы сделать привычные полсотни отжиманий на кулаках, и вдруг впервые за шесть дней услышала его деловитый басок с бодрым покашливанием, знакомый по выступлениям в Совете коммуны Фредериксхавн.
– А у вас в прихожей висит красивый постер. Всадники на ездовых верблюдах – туареги из нагорья Ахаггар?
Адвокат никогда не был у них в гостях, значит, забирался в дом на побережье без их ведома. Шесть дней назад Джокуль Фальк-Ренне стал появляться тут ровно в семь часов утра и наблюдать, как она выходит из воды. Пустынные песчаные дюны в местности Фредериксхавн протянулись на несколько десятков километров, но адвокат приезжал непременно к их причалу, сколоченному мужем лет десять назад. Она знала, что ее политический соперник арендовал старинный особняк в центре города, рядом с круглой башней Крудтраннет. Значит, чтобы добраться в пригород на велосипеде, да еще с прикрепленной парусной доской, ему приходилось вставать затемно. Скорее всего, велосипедный променад был фрагментом какого-то тактического плана, и никак иначе.
– Нет, – сказала она, продолжая отжиматься, – на картине изображена верблюжья кавалерия мехаристов в итальянской Ливии. Любишь заглядывать в дома в отсутствие хозяев?
– Почему в отсутствие? Твой муж иногда засиживается ночью у компьютера и после крепко спит в своем кабинете. Дверь в дом вы частенько забываете закрывать… А кстати, почему в вашей спальной нет ни одной картины?
Она, конечно, слышала о сталкинге и одержимых преследователях, но это было где-то далеко, в слишком мрачных и оттого неинтересных скандинавских сериалах на Netflix или еще дальше. Ей была непонятна такая открытая, вызывающая наглость: член Совета коммуны, основной соперник на предстоящих выборах только что признался в уголовном преступлении.
И тут он перешел на арабский язык:
– А помнишь ли ты, Бенфика эз-Зубейра, последний взгляд дяди Шейха, которому ты перерезала горло кривой джамбией в вонючей комнате Службы безопасности аэропорта йеменской столицы в далеком четырнадцатом году?
Впервые за многие годы услышав свое настоящее имя, она вздрогнула и перестала отжиматься. Он знал ее настоящее имя, а значит, и многое из того, что с ним связано. Видимо, адвокат получал удовольствие, выдавая ей малыми порциями добытую негативную информацию. Из положения лежа она привстала; под правым коленом хрустнула раздавленная скорлупа мертвых морских моллюсков. Берег был пуст. Хвала Аллаху! Только неподалеку в море незнакомый блондин учил светловолосую дочку стоять на доске под парусом, но вряд ли они могли разобрать, что сейчас сказал адвокат.
