— Или же никакого раздела. Наследство после смерти матери, — сказал Клавдий Мамонтов.
Евгения глянула и на него. И плотнее закуталась в кашемировую шаль.
— Вы его арестуете? — спросила она глухо. — Я не стану ничего против него показывать официально у следователя и на суде. Ради памяти Ани не стану выставлять напоказ их грязное семейное белье.
— Ваша Аня била его головой об стену, как нам сообщили соседи, во время недавней драки. — Клавдий Мамонтов не удержался.
— Значит, он ее довел своими требованиями по квартире. У нее сдали нервы. Поймите вы, она его вырастила… Она о нем заботилась много лет. Их отношения долгое время выглядели нормально. Ане в жизни самой пришлось несладко, она хлебнула — мать-одиночка, денег негусто. Но она справлялась. Для меня они оба — родные люди. Я могу лишь скорбеть, оплакивать то, что произошло… Но это точно он ее убил?
Полковник Гущин молчал. И Евгения Стальевна Лаврентьева, видимо, истолковала его молчание определенным образом. На ее «черные очи» навернулись слезы. И вот она уже рыдала, всхлипывала, сморкаясь в скомканный бумажный платок, вытащенный из кармана восточных шаровар.
Больше они от нее так ничего и не добились, потому что она никак не могла успокоиться.
В машине по дороге в Чугуногорск они сначала тоже молчали, переваривали разговор с шаманкой. Надо же какая экзотика после кухни с опрокинутой кастрюлькой куриной лапши! А затем Макар спросил:
— А вы обратили внимание на ее руки? У нее на руках шрамы.
— Не просто шрамы, — ответил полковник Гущин. — А следы ножевых порезов — плохо зажившие еще. Два на правом предплечье и один очень глубокий на левой руке у сгиба локтя. Вид такой у порезов, что давность их нанесения — не больше двух месяцев.
— Могла нанести себе сама в каком-то шаманском ритуале. — Макар покачал головой. — Кто знает, может, она в транс вошла, шаманы в таком состоянии боли не чувствуют. Ей нужна была собственная кровь для какого-то снадобья.
— Она не настоящая шаманка, — возразил полковник Гущин. — Обманщица она, играет роль перед клиентами. Я вообще не верю ни в каких шаманов с некоторых пор. На фанатика-язычника, а мы с вами их повидали, она уж точно не похожа.
— Если не она сама себя поранила в ритуале ножом, то, выходит, она от кого-то защищалась? Закрывалась руками от ножа? На нее кто-то нападал с ножом? — спросил Клавдий Мамонтов. — Вы это хотите оба сказать, да? Только все произошло не вчера, не в квартире ее сестры — я имею в виду шрамы, раны… А гораздо раньше.
— В квартире между ними могло вчера произойти кое-что другое, что закончилось убийством, — быстро отреагировал Макар. — Меня шрамы как током ударили. Что-то здесь не то… И нам она всей правды, конечно, не сказала.
Глава 9
Белая горячка и ДНК
По дороге в Чугуногорск Гущин спросил у Клавдия Мамонтова фамилию актера-пьяницы. Клавдий назвал пару сериалов, где тот снимался, и Макар быстро отыскал информацию в своем смартфоне — Сиваков Антон.
Чугуногорск встретил их не просто неласково, но откровенно враждебно — начальник УВД вместе со следователем метали в сторону Макара — «внештатного сотрудника» — недобрые взгляды. Начальник грубо потребовал, чтобы «гражданское лицо в составе опергруппы выключило свой смартфон». Полковник Гущин кивнул — внутренняя инструкция того требует. Клавдий Мамонтов заметил, что Гущин работает в Чугуногорске абсолютно автономно — общается только с ними, дает лишь самые необходимые указания. Не проводит с личным составом и начальником обычные в расследовании оперативки и совещания. И практически не делится с местными информацией.
— Актера с охраной мы зря отпустили, — признался полковник Гущин. — Переговорить с ними необходимо после допроса шаманки. Клавдий, постарайся прямо сейчас через свои прежние контакты в частной охране установить их данные и фамилии. А я дам задание в Главк номер их «Лексуса» пробить — кому он принадлежит.
Клавдию Мамонтову потребовалось сделать пять телефонных звонков. Он занялся изысканиями. А полковник Гущин позвонил криминалистам насчет экспертиз. Макар разрывался между ними — и то хотел узнать, и другое. Новости пришли одновременно.
— Федор Матвеевич, сначала по поводу дактилоскопии, — объявил начальник экспертно-криминалистического управления. — Изъяли из квартиры Лаврентьевой достаточно следов пальцев рук. И почти все они принадлежат жертве.
— А другая часть кому? — спросил полковник Гущин.
— Ее сыну Алексею Лаврентьеву. Его отпечатки на дверной ручке снаружи и внутри. И на плите газовой, на панели.
— На плите? — переспросил Гущин. — А на кастрюле с лапшой?
— Только жертвы, его матери.
— А на рукоятке ножа есть отпечатки?
— Нет.
— Вообще нет никаких? Даже смазанных?
— Никаких. И ваших нет — вы ведь в резиновых перчатках за нож брались, когда вытаскивали из раны. Так вот, убийца тоже использовал такие перчатки.
— Что с ДНК?
— То же самое. Все, что мы изъяли в квартире, — от волос на полу до соскобов, — принадлежит самой жертве и ее сыну.
— С одеждой ее, с футболкой работали? Убийца встал коленями ей на грудь, придавил ее, когда наносил удар. Должно быть что-то ведь на ее футболке остаться.
— А лапша-то куриная? Она неспроста с плиты сброшена, — вздохнул эксперт. — Я уверен, убийца сделал все специально — сбросил кастрюлю уже после убийства, чтобы уничтожить жидкостью ДНК. Одежда жертвы пропиталась бульоном, правда, к моменту обнаружения трупа часть жидкости успела высохнуть. Мы нашли на футболке следы куриного бульона, и все. Никакой чужеродной ДНК.
— То есть никаких следов присутствия третьего в квартире? — снова уточнил полковник Гущин.
— По вещдокам выходит, что так. Хотя сами знаете — отсутствие улик еще не факт. Возможно, убийцей является кто-то, нам не известный. Нет отпечатков на рукоятке ножа — раз. И кастрюлька, сброшенная с плиты, — два. Весьма красноречивые детали, правда? Однако большое количество улик все же свидетельствует, что в квартире на момент убийства находились именно мать и сын.
Полковник Гущин поблагодарил эксперта-криминалиста, попросил прислать по электронной почте копию заключений экспертиз.
Клавдий Мамонтов наконец-то дозвонился одному из охранников актера. И одновременно из Главка доложили — машина «Лексус» зарегистрирована на самого Сивакова Антона, его личная тачка.
— А в чем дело? — вальяжно спросил бодигард у Клавдия Мамонтова, когда тот представился и упомянул, что сам некогда работал в частной охране «личником». — Коллега, хотите наняться к шаманке в охрану? Подработку ищете?
— Мы работаем по делу об убийстве, — сразу осадил его Клавдий Мамонтов. — Мы утром приезжали к Евгении Лаврентьевой, когда вы спешно увезли оттуда своего патрона.
