А рыцарское сердце Клавдия Мамонтова таяло, когда Сашхен обнимал и его и льнул к нему, таяло, даже когда тот предательским жестом озорника рушил всю высокую пирамидку, терпеливо сложенную Клавдием из разноцветных кубиков! Сердце Клавдия исходило нежностью… И все темное, тайное, пока непонятное и страшное — даже гибель пропавшего ребенка и нераскрытое убийство на кухне в Чугуногорске и безумие матери в отношении сына-подростка в доме под медной крышей — сразу отходило на второй план.
Надолго ли?
Утром за кофе полковник Гущин снова хватил залпом рюмку коньяка… И запил стаканом кефира. Больше он есть ничего не стал, несмотря на уговоры Маши и Веры Павловны. Сразу позвонил в Чугуногорск следователю СК — тот нехотя буркнул, что на допросе Алексей Лаврентьев в убийстве матери не признался.
Полковник Гущин позвонил в Бронницкий УВД — насчет материалов дела о пропаже ребенка. Начальник УВД ответил: материалы запросила еще в начале мая прокуратура на проверку, обычная процедура, когда дело касается несчастного случая с детьми. Забрать можно после обеда, он сам договорится с прокурором.
И полковник Гущин объявил, что они отправляются в Жуковский — на тот самый склад медоборудования для зубных клиник, где трудилась Анна Лаврентьева. Необходимо допросить ее коллег по работе, может, какая-то дополнительная информация о ней появится?
Макар сходил на конюшню и вернулся с аквариумом, где коротал срок как в узилище «принц Жаба» с короной. Поставил аквариум на заднее сиденье. Жаба таращилась на них как на врагов. Разворачивая внедорожник перед парадным входом дома, Клавдий Мамонтов заметил в окне детской вставшую на подоконник Лидочку. Она смотрела, как ее скользкого друга увозят прочь…
До Жуковского добрались по пробкам на федеральной трассе. Склады медоборудования располагались на окраине. Полковнику Гущину из Главка оперативники сбросили контакты директора склада и менеджера. Гущин позвонил, и те направили его сразу в сектор Д — где прежде Анна Лаврентьева работала заведующей смены.
Однако на складе ничего экстраординарного выяснить, как представилось на тот момент Клавдию Мамонтову, им не удалось. Повезло лишь в одном — они попали как раз в смену Лаврентьевой. На складе о смерти сотрудницы все уже знали — оказывается, по местному телевидению, вещавшему на Бронницы, Чугуногорск, Жуковский и Раменское, и в ленте новостей интернета уже сообщили о совершенном в Чугуногорске «бытовом убийстве».
Под началом у Лаврентьевой в смене трудились две молодые рабочие склада — одна узбечка, совершенно не говорившая по-русски, а вторая бойкая деревенская девица из Рязани по имени Жанна, сразу так и воззрившаяся на красавца блондина Макара и высокого, атлетически сложенного Клавдия Мамонтова. На лысого Гущина она и внимания не обратила. Однако допрашивать ее он начал сам лично.
И — ничего. Ноль. Как вообразилось в тот момент разочарованному Клавдию Мамонтову.
«Нет, пьяной Анна Сергеевна на работу никогда не являлась, однако перегаром от нее после выходных разило, она леденцами заедала мятными. Конфетку в рот — и губы помадой накрасит».
«Нет, она на складе ни с кем не дружила. И личные дела свои насчет конфликта с сыном не обсуждала, только порой говорила с ним по мобильному раздраженно и зло».
«Нет, сын к ней на работу не являлся». «Нет, и невестка тоже». «И сестра не приезжала. И вообще никто из знакомых. А разве они у нее имелись?»
«Заработную плату нам всем перечисляют дважды в месяц на банковскую карту. Нет, наличными никогда на руки не дают».
«Свою последнюю смену Лаврентьева отработала как обычно. Потом домой поехала на электричке. Отчего знаю, что домой, — так мы до станции вместе на автобусе тряслись с ней. Нет, ничего странного в ту нашу смену не происходило».
«Свой день рождения она на работе никогда не отмечала. Даже не упоминала о нем никогда».
«Просите поконкретнее? А что я могу? Земля ей пухом… А кто ее убил-то, несчастную?»
— Жанночка, вы все же постарайтесь хоть что-то вспомнить! — Макар, обаятельно улыбаясь девице со склада, решил, наконец, вмешаться в сухой и бесплодный допрос полковника Гущина. — Нам крайне важно ваше мнение. Мы так понимаем, что Лаврентьева вела замкнутый образ жизни работа — дом. Поэтому круг вашего общения здесь, на складе, все же шире ее домашнего круга и… ну, не может же человек постоянно в вакууме существовать?
— У нас на складе работы полно — все раскупают, хватают, боятся, что поставки расходников и оборудования прекратятся. Все подчистую клиники метут — мы коробки и ящики не успеваем отпускать на погрузку, — возразила ему собеседница. — И вспоминать особо нечего — такая запарка все дни. Ну, разговаривала она однажды по телефону со своей сестрицей — это я слышала. Но разговор был давно.
— О чем Лаврентьева разговаривала со своей сестрой?
— Я толком не слышала. Вошла с накладными, а она треплется — переспрашивает про какой-то коридор.
— Про какой коридор? — Макар удивленно поднял брови. — Поточнее, а?
— Что-то про «создать коридор» или «проложить коридор» — про ремонт, наверное… И потом сестре: «Жень, ты уж на себя тогда бери, ты знаешь такие вещи…» И еще говорит ей: «Докопаться, конечно, сложно, что радует, так безопаснее». А потом они про затмение стали говорить.
— Про какое затмение?
— Не знаю. Может, по гороскопу. Весной было солнечное затмение, я в интернете читала, но в нашей полосе его никто не видел.
После склада они в Жуковском отыскали ветеринарную клинику и завезли туда жабу. Макар оплатил лечение земноводного и попросил после выпустить его на волю — в пампасы. Нет, нет, забирать мы страшилище не станем, пусть квакает в местных болотах, плодя головастиков.
Глава 15
Яма
На обратном пути в Бронницы из Жуковского Клавдий Мамонтов, полковник Гущин и Макар попали в пробку возле еще одного рынка «Садовод-огородник». Впереди, воя мигалками, стояли полицейские машины, Клавдий подумал, что из-за аварии. Но нет — на «огороднике» тоже кипела свара. Толпа осаждала две грузовые машины, с которых раздавали бесплатно из ящиков луковицы тюльпанов, выкопанные из московских городских клумб — транспарант гласил, что луковицы отдают даром населению и их можно сажать вторично. Собравшиеся устроили давку вокруг машин, толкались, огрызались, орали, напирали, буквально рвали из рук волонтеров мешки с луковицами тюльпанов. Того, кто пытался пробиться вперед, хватали за одежду, били кулаками. Полиция пыталась вмешаться, призывала к порядку, но толпа лишь свирепела. Возле дороги дрались две пенсионерки, вырывая из рук пакет с луковицами — они таскали друг друга за седые волосы и выкрикивали истерически озлобленно: «Сука жадная!! А ты гадина, мразь!» Пакет разорвался, луковицы высыпались на землю, и они уже топтали их ногами, остервенело стараясь выцарапать друг другу глаза.
— Страшно подумать, что случится, если кому-то сахар взбредет в голову раздавать бесплатно, — сказал Макар. — Как в яму мы провалились бездонную. Даже добрые дела вызывают злобу и ярость. Сколько же мы жить будем так, враждуя?
