— Для нее он уж точно не был незнакомцем, Федор Матвеевич, — вмешался Макар, наклонившись над отчлененными руками, пытаясь сфотографировать на мобильный фрагменты татуировки. — Одежда на нем какая? Не просто домашняя — а трусы и футболка. Словно он из постели, из алькова. Подождите, вот привезут того охранника, может, мы и личность убитого сразу узнаем.
Полковник Гущин вздохнул — и Клавдий Мамонтов понял: он и в скорое опознание не больно верит. Интуиция!
— Его после убийства в ванне пытались расчленить, — через стекло заявил Клавдий Мамонтов. Он колебался — ему хотелось тоже зайти в прозекторскую, посмотреть татуировки. Но… не пошел, решил обойтись фотоснимками в телефоне досужего Макара. Тот не страшился ни трупов, ни жуткой вони, словно не замечал ее.
— Его начали расчленять с рук, — ответил полковник Гущин. — Использовалась обычная пила. А когда до ног дошло… видно, сил не хватило у…
— Евгении-шаманки? — перебил Макар. — Или у обеих сестер?
— Расчленять — работа тяжелая и нервная, — ответил ему патологоанатом. — Женщина может справиться, однако сил уйдет столько, что… А может, пила была тупая — не для бедренных костей. Сделали распилы, пила и застряла. Кстати, тут видно… распил неровный. А потом эмоции. Если парень был убийце знаком или состоял с ней в отношениях, то… Расчленять его в сто раз труднее в плане психологии. Голову отпиливать, представляете, что это такое? Короче, попытались и отказались от задумки. Решили не выносить с участка, не хоронить частями где-то в лесу. А закопать прямо в саду. Наверное, под покровом ночи.
— Дом на отшибе, забор высокий, — согласился Макар. — Федор Матвеевич, я, конечно, не знаток тюремных татуировок, но в прошлое наше дело столько их пересмотрел в вашем каталоге, что… проникся. Так вот — здесь, кажется, не тюремная татуировка, узор очень сложный в стиле маори. Похоже на орнамент. Такие тату весьма продвинутые модные салоны делают. Или же… последователи шаманских языческих культов.
— Ты говоришь о малых фрагментах, — ответил ему полковник Гущин. — Большая часть мягких тканей плеч успела уже разложиться так, что ничего неразличимо, никаких татуировок. Могли быть и тюремные у бедолаги.
— Анализ ДНК сделаем к вечеру, определим — есть ли тождество следов крови в доме и крови покойника. Ну а потом — вам и карты в руки, устанавливайте личность. — Патологоанатом исследовал и фотографировал распилы на бедрах. Вскрытие до приезда свидетеля-охранника они с Гущиным пока отложили.
Бодигарда актера доставили в морг через час. Привели к прозекторской. Клавдий Мамонтов, как бывший коллега, обратился к нему, хотел успокоить, но… Едва завидев через стекло страшное сгнившее тело, охранник побелел как полотно и…
Клавдий Мамонтов еле успел подхватить его, а то бы верзила упал в обморок. Его усадили на банкетку и еще полчаса хлопотали вокруг — помощник патологоанатома принес нашатырь…
— Ужас, какой ужас, — шептал охранник.
— Мы хотим, чтобы вы взглянули на труп, возможно, вы уже встречали этого человека, — объяснил ему Клавдий Мамонтов. — Помните наш разговор о приезде с клиентом в марте в дом Евгении Лаврентьевой? Мы сейчас на минутку зайдем туда вместе, вы только посмотрите и…
— Я туда не пойду! — взвился охранник. — Золотом мне платите — я туда ни ногой!
Еще четверть часа Клавдий Мамонтов уже по-свойски уговаривал его «помочь», «войти в наше положение», «проявить характер», «только взглянуть», «преодолеть страх и брезгливость» — мертвецы-то ведь не кусаются…
— А ты-то, коллега, чего сам здесь снаружи, а не там, в аду? — Охранник кивнул на прозекторскую.
Из прозекторской вышел Макар. Он сел рядом с охранником на банкетку — как был в защитном костюме — и зажурчал ему на ухо что-то шепотом — делая энергичные жесты Клавдию Мамонтову — отстань, не мешай нам. Затем он снял с себя маску и надел ее на обмякшего бодигарда. Помог ему встать и… повел.
Уговорил! Как?
— Вам знаком убитый? — спросил полковник Гущин охранника в прозекторской.
Тот остекленевшим взглядом уставился на труп.
— Я его видел… только не таким, конечно… живым… Жуть, жуть какая… Кто его так?
— Сначала скажите нам — кто этот человек? — Полковник Гущин терпеливо ждал, когда свидетель справится с эмоциями. — При каких обстоятельствах вы встречались? Когда?
— Весной, когда привезли клиента… ну, корифея нашего к ней… к колдовке Жене. Это она его так?!
— Мы думаем, что она, — ответил ему полковник Гущин. — И кто он?
— Я не знаю. Имени тоже не знаю. Он у нее находился в доме, когда мы приехали. Но она при нас его никак не называла.
— Он являлся ее клиентом? Запойным? Как, на ваш взгляд?
— Нет. Трезвее трезвого был. В спортивном костюме, я помню, в кроссовках — короче, по-домашнему одет. И лет ему не больше тридцати. Здесь какой он жуткий… а так-то симпатичный был даже парень. Красавчик-брюнет.
— Вы в прошлый раз заявили, будто вам показалось, что он и Евгения Лаврентьева состоят в отношениях, — напомнил Клавдий.
— Ну да… так мне показалось тогда. Но я мог и ошибаться. — Охранник испуганно взирал на труп. — А руки-то… руки зачем ему она отрезала?! Колдовала, что ли, так? Или пытала его связанного в подвале?!
— Нет, его пытались расчленить уже мертвым, — полковник Гущин глядел на охранника пристально.
«И его, что ли, подозревает?» — подумал Клавдий Мамонтов.
— Актера вы тогда у Евгении дома оставили для лечения? — спросил он.
— Она его в подвал спустила для вытрезвления. А нас попросила уехать. Через несколько дней мы по ее звонку вернулись и клиента забрали. Она его в чувство привела.
— А этот человек, он по-прежнему находился у нее дома?
— Тогда да. Он нам сам открыл ворота.
— Но ваш клиент его тоже видел? Я прав?
— Он в запое находился многодневном! Я же рассказывал вам уже. Ну, потом, как отходняк у него случился, — возможно. Только сейчас он в рехабе курс проходит. Недоступен ни для кого.
— Мы помним. Спасибо вам за помощь. Извините, что потревожили, но сами видите — дела какие, — встрявший снова в диалог Макар благодарил его проникновенно.
А Клавдий Мамонтов попросил его непременно известить их «по-дружески», когда актер покинет рехаб. Его непременно надо было допросить. Затем он сам под руки вывел охранника из прозекторской. Тот еле брел на ватных ногах, шепча: «Ну и служба у вас, ментов, врагу не пожелаешь…»
Морг они покинули лишь в предрассветных сумерках. Вымотались так, что даже не обсуждали пока события.
Клавдий Мамонтов жаждал лишь одного: приехать в дом на озеро, принять горячий душ — ему все казалось, что смрад прозекторской пропитал его насквозь. И рухнуть спать — хотя бы часа на три… По лицам друзей он видел, что их желания схожи.
