— Сколько Ева Лунева проработала на вашем производстве? — спросил полковник Гущин.
— Почти семь лет. Вклад ее неоценим. Она всегда являлась нашим флагманом, маяком, генератором идей. Умела завязывать связи, налаживать контакты. Такое несчастье, что она повредилась умом после перенесенного ковида, — замдиректора вздохнул. — Иначе я не могу объяснить перемены, произошедшие с ней.
— Какая она по характеру?
— Волевая, целеустремленная… была. Слегка даже упрямая, в хорошем смысле. Опять же была… Когда разум болен, то все эти качества оборачиваются иной стороной. Ее упрямство, то, в чем она истерически уверяла меня по телефону, что ее мальчик — ни больше ни меньше — сын тьмы… Вбила же себе такое в голову! Жаловалась, что он при родах ее едва не убил и потом пытался убить. И якобы это он наслал рак на Ивана Петровича… И бабушку как-то прикончил, какой-то своей нечеловеческой силой, потому что он сам исчадие ада и Зло. Надо же до такого додуматься! Я после в телефонном разговоре предложил Ивану Петровичу поместить ее в клинику для душевнобольных на лечение. А он мне: «Слушай, я сам с постели с трудом встаю, а скоро вообще слягу, под себя ходить стану, и ариведерчи…» Я больше не заговаривал с ним о ней. Ясно, что эпоха, когда нашей фабрикой руководила Ева Станиславовна, закончилась. В ее лице мы потеряли того, кто мог реально заменить нашего босса.
— Ева Лунева не рассказывала о своей принадлежности к секте в молодости? — спросил полковник Гущин.
— Никогда от нее про секты не слышал, — замдиректора изумился. — Трудно себе представить, чтобы Ева Станиславовна… та, прежняя… наш топ-менеджер интересовалась подобными вещами.
— Федор Матвеевич, а нельзя через органы соцзащиты и опеки как-то повлиять на их семью? — спросил Макар задумчиво, когда они покинули фабрику. — Забрать Адама на какое-то время и поместить… ну, не знаю — в интернат или детский дом…
— В данной ситуации нельзя. Это долгая процедура, бюрократическая. Быстро она двигается, лишь когда родители причиняют физический вред ребенку — бьют, травмируют… Тогда возможно изъять из семьи ребенка. Но у нас такого нет. И нет заключения врачей о психической болезни его матери. У нас есть ее устные заявления о том, что это не она, а он хотел ее убить. И что она подозревает его в убийстве пропавшего ребенка.
— Но факт нападения на Еву подтвердил нам и Василий Зайцев, — напомнил Макар.
— В приватной беседе. Юридический ноль, понимаешь? С официальным заявлением Ева в полицию не обращалась. Ее пасынок тоже. Их отец вообще об инциденте ничего не знает. От него скрыли.
— Я бы его к себе домой забрал, — сказал Макар. — Честное слово, — пока все не устаканится или Еву в Кащенко санитары не отправят. Но… тот его финт с жабой… Я до сих пор до конца его словам не верю, что это не он сотворил, а торговцы на рынке. Я своих детей не могу с ним оставить, пока мы расследованием занимаемся. И дома нас нет.
— И на тебя слова Евы повлияли, — Клавдий Мамонтов кивнул. — Про его тайное логово на островах на озере.
— Не слова, а факты. Мы его видели на холме с собаками. Он псов разъяренных каким-то способом отпугнул… чем-то… какой-то силой… Клава, это же на наших глазах случилось! Как такое объяснить?
Клавдий Мамонтов вел внедорожник и подыскивал приемлемый ответ. А у полковника Гущина зазвонил мобильный. Он включил громкую связь в машине. Наконец-то пришло долгожданное заключение по ДНК. Эксперт-криминалист подтвердил полное тождество ДНК неизвестной жертвы и образцов из ванны и замытого коридора. И ДНК крови самой Евгении Лаврентьевой, обнаруженной тоже в коридоре.
— Все, теперь точно мы доказали, что незнакомца убили топором и пытались расчленить в ванной в ее доме. И судя по ее ножевым ранам, парня убила именно она, и, возможно, сестра Анна была соучастницей. Или же нет… Но каким-то образом она тоже причастна к происшедшему, — объявил полковник Гущин и спросил криминалиста: — Так, а что по фрагментам татуировок?
Ответ разочаровал — те небольшие фрагменты татуировок на предплечьях жертвы проверили по базе данных уголовных тату, однако никаких совпадений не выявилось. Степень разложения трупа такова, что дальнейшие исследования татуировок уже невозможны.
— А по его зубам? — спросил Гущин.
Ответ снова огорчил — нет, никаких особых примет в области работы дантистов. При таких скудных исходных данных база вообще не выдаст результатов.
— Что дала проверка базы данных пропавших без вести за март-апрель? — Гущин не отступал.
И снова сплошное расстройство — ничего не дала. Пропавших с подобными приметами ни в Москве, ни в области, ни в прилегающих к Подмосковью регионах не было.
— Наш незнакомец на первый взгляд словно невидимка, — заметил Макар. — Однако от клиентов Евгении Лаврентьевой он не таился. Его видели охранники актера. И сам актер, пусть он и в белой горячке находился тогда. Охранник даже предположил, что парень — сожитель шаманки. Возможно, это он привозил Евгению домой к племяннику Алексею. Однако тот его не видел, заметил из окна лишь машину — черная, неизвестной марки.
— Никакой машины во дворе дома Евгении нет. Если у ее сожителя она была, куда она ее дела? Как избавилась от нее? Она сама тачку не водит, — заметил Клавдий Мамонтов. — Может, сестра ей помогла? Мы не спрашивали ни у кого об Анне Лаврентьевой — умела ли та машиной управлять?
— Вряд ли, не тот типаж, — произнес Макар. — Алкоголичка, лапша куриная… Явно не автоледи. Но я сейчас не про тачку — я про нашего мистера Икс. Итак, от знакомых шаманки он не скрывался. Однако его исчезновение ни у кого не вызвало никакого беспокойства. Никто не спрашивал у Евгении: «А где тот парень?» Никто не заявлял в полицию о пропаже. Вывод?
— Либо он приезжий, мигрант, здесь на птичьих правах и без регистрации… либо из криминального мира, — ответил полковник Гущин. — Они не светятся никогда. И уж точно о пропаже без вести своих в полицию не заявляют. Но может быть и третий вариант.
— Какой?
— Просто жил тихо. Одиноко. Сам по себе. Никаких связей ни с кем не поддерживал. И это для нас самый скверный вариант. Потому что мы никогда не установим его личность.
Они помолчали в расстройстве.
— Ладно. Тождество ДНК все же важный факт. Будем на него опираться, — полковник Гущин явно решал, что предпринимать по тройному убийству дальше. — Единственная ниточка, за которую сейчас можно потянуть, — звонки Евгении Лаврентьевой в загородный ресторан накануне Восьмого марта. Интересно, посетила ли она его? И с кем?
— Надеетесь на романтический ужин с мертвецом с грядки? — без энтузиазма спросил Макар. — Зря. Приедем в «Лесное», окажется по закону подлости, что они с сестрицей в ресторане Восьмое марта отмечали.
— Нам все равно пока ничего другого не остается, — возразил ему Клавдий Мамонтов, вставший на сторону Гущина. И включил фары. — Темнеет. Вечер и ночь в «Лесном» — время силы.
Глава 24
«лесное»
Возможно, в оные времена загородный клуб-отель «Лесное» считался местом крутым, однако сейчас он выглядел запущенно — наполовину пустой, с заколоченными коттеджами, заросшими одуванчиками дорожками. Но отель все еще манил постояльцев яркими неоновыми огнями.
