— Остались сплошь фанатики. Ева тоже хотела отравиться? — спросил Клавдий Мамонтов.
— Она желала умереть, как все мы. Но собиралась сделать это, когда погибнут оба ее возлюбленных, оба ее мужа — Свет и Тьма, Добро и Зло, Самаэль и Селафиэль. Они приказали ей приготовить отраву. Это она напоила меня ядом.
— Она была беременна в тот момент? — спросил Макар.
— Космическое пузо, как она со смехом мне говорила. Она одновременно желала и страшилась рожать. Ей всего-то было двадцать лет… Я плохо помню сам штурм — я выпил яд. Все дальнейшее я знаю лишь со слов тех братьев, кто выжил при штурме, когда эти твари начали стрелять в нас без всякой жалости. Не верьте, что спецназ в тот момент хотел кого-то спасти. Они желали нас всех там положить, чтобы не возиться с нами…
— Нет, это не так, вас спасали, — заявил Клавдий Мамонтов.
— Ложь. Нас всех намеревались уничтожить. Экстремисты… сектанты… мы в вашем понимание почти не люди… Мы то самое библейское дурное семя, что надо выкорчевать. Ваши убили Адама и Бориса, моих друзей и единомышленников.
— Но вас же самого спасли, вылечили!
— Взгляните на меня, какой я.
— Но вы живы! И ваше нынешнее состояние не результат штурма подвала спецназом.
— Да? Вы в этом уверены? Первый инсульт случился у меня в больнице спустя две недели после того, как мне промыли желудок от яда и сделали операцию.
— Я не стану с вами спорить на эту тему, — ответил Клавдий Мамонтов. — Что вам впоследствии стало известно о Еве?
— Она тоже выжила. Наверное, беременную спецназовцы все же пожалели. Я слышал, что за ней в больницу явилась мать из Москвы. И забрала ее. В пути у Евы начались схватки, и она родила ребенка… А где она сейчас? Она жива-здорова?
— Лунева удачно вышла замуж, построила бизнес-карьеру, — лаконично объявил Макар.
— Ева? Бизнес-леди? Кто бы мог подумать… А дитя ее… оно как? Выжило?
— У нее родился мальчик.
— Мальчик. — Глеб Раух облизнул языком сухие растрескавшиеся губы. — Надо же, змееныш… Эдемский червячок…
— Ева назвала сына Адамом. — Клавдий Мамонтов смотрел на Рауха, его потрясли слова парализованного о ребенке Евы. — Возможно, она считает Адама Оборича его отцом.
— Нет. Она этого знать не может.
— Почему? Женщины знают такие вещи, — заметил Макар.
— Мы все имели нашу Эдемскую царицу-матку, нашу Еву… Мы все наполняли ее лоно своим семенем — таков был обряд и обычай. Таков был наш путь. Если и есть истинный отец этого существа… мальчика… то он…
— Кто? — тихо спросил Макар.
— Змей.
— Воплощение Сатаны?
— Нет, вы опять ничего не поняли.
— Кто же?
Глеб Раух молча глянул на них снизу вверх, и лицо его изменилось. Перед его внутренним взором сейчас была Ева — та, какую он запомнил в подвале перед штурмом, — с распущенными темными волосами, беременная, в коротком топе, с обнаженными руками, придерживающая огромный свой живот, нависающий над поясом узких джинсов на резинке.
Как она приволокла коробку с охотничьими патронами Адаму и Борису Оборичам, занявшим оборону у подножия лестницы в подвал за мешками с песком. Как они по очереди страстно поцеловали ее в губы, прощаясь навеки.
И как Адам погладил ее выпирающий живот. А Борис протянул ей брикет пестицида, чтобы она раскрошила его в чайник, развела вином и водой и раздала Новым Мессалианам-Энтузиастам, пока братья Ангелы примут свой последний бой.
И еще он вспомнил, как Ева налила ему в чашку раствор яда из эмалированного чайника и шепнула:
— Пей… ничего не бойся. Я тоже сразу выпью, когда эти твари сюда ворвутся.
Неужели она обманула его тогда? Его, кому тоже сладко отдавалась в кромешной тьме оргий в подвале ГЭС? Она не покончила с собой. Почему? Испугалась смерти? Или пожалела Эдемского червячка, жаждавшего родиться на белый свет?
Глава 34
Роды
Когда к вечеру Клавдий Мамонтов и Макар по пробкам вернулись из Москвы в Бронницы, полковник Гущин только-только закончил совещание и переговоры с областным прокурором. Мамонтов и Макар по дороге купили в кафе еды навынос, Гущин налил в дежурной части в свой термос растворимого черного кофе, и они решили перекусить «на природе» на берегу Бельского озера. Не ехать пока домой к Макару, потому что…
— Интересная информация, спасибо вам за инициативу в Серебряном Бору, — похвалил Гущин, выслушав их. — Бурная молодость у нашей Евы. Как ее называли эти Энтузиасты?
— Владычица Эдема, мать и жена, царица-матка, — Макар кашлянул. — Фактически ее — двадцатилетнюю студентку — в секте пустили по рукам. Они активно практиковали групповой секс. Многих как раз именно это в секту и привлекало. Освященная еретическими догматами оргия. А все прочее — словесная философско-религиозная окрошка из взглядов древних богомилов и мессалиан, которой когда-то нахватались в книжках два балканских офицера добровольческих батальонов и в силу своих умственных способностей переварили и выдали на-гора простакам как новый культ.
— Я теперь психическое состояние Евы гораздо лучше понимаю, исходя из ее прошлого, — заметил Клавдий Мамонтов. — Не только перенесенный в тяжелой форме ковид стал причиной изменений ее психики. Но и душевная травма, которую она пережила в юности, — секта, ненормальные отношения с братьями Оборичами, психологическое давление с их стороны, а потом штурм подвала со стрельбой, когда она была на девятом месяце беременности. Яд, которым отравились члены секты… Все же на ее глазах происходило. Адама и Бориса Оборичей тоже убили на ее глазах… Разве она может подобное забыть? Да никогда. А теперь все аукнулось ей стократно и спроецировалось на личность ее сына, зачатого в момент нахождения в секте.
— У нее еще с юности сильно травмирована психика, Федор Матвеевич, — подытожил Макар, обращаясь к Гущину, который их очень внимательно слушал и пил свой черный кофе. — На старой травме и расцвел пышным цветом ее нынешний психоз — синдром Капгра.
— Кое-что и в настоящем времени Еву к психозу Капгра подтолкнуло, — заметил Гущин.
— Согласен. Она ведь фактически всю жизнь от Адама дистанцировалась, отдала его на воспитание матери. — Макар кивнул. — Я думаю, не только потому, что она занималась собой и делами, строила карьеру. Возможно, она решила кардинально поменять свою жизнь — начать ее заново после штурма подвала ГЭС и гибели любовников. Сын напоминал ей о прежней жизни, и поэтому она свела к минимуму контакты с ним. И вот через пятнадцать лет снова все изменилось — после смерти матери Ева была вынуждена забрать Адама к себе. Их давнее отчуждение, их нынешние ссоры, скандалы и тот случай, когда он явился к ней ночью в спальню, приволок жаб своих чертовых… и запустил в нее совком… Он и стал триггером ее психоза.
— Нет, не только это. Было еще кое-что, — полковник Гущин о чем-то размышлял. — Ладно, время у нас есть. Пока дело наше о тройном убийстве на паузе. Областной прокурор склоняется, как и я, к версии, что все же именно Костян Крымский главный фигурант на данный момент. Можно и Еве вечер посвятить, а?
