Он достал мобильный из кармана пиджака и набрал номер. Включил громкую связь.
— Ева? Полковник Гущин. Здравствуйте!
— Наконец-то вы сами мне позвонили! Я так ждала! — голос Евы дрожал от возбуждения. — У вас новости? Вы нашли мертвых детей?
— Нет. Ева, мы не могли бы с вами встретиться прямо сейчас? На нашем месте у дороги? Мне необходимо вас видеть.
— Через полчаса. Я приду. Мне надо, чтобы он… отродье меня не засек.
— Адам дома?
— Все дома. Здесь у нас с утра куча народа, — прошептала Ева с раздражением.
— А что такое? — осторожно спросил полковник Гущин.
— Утром у Ивана Петровича был приступ. Думали — все… Но пока обошлось. Врачи приехали из клиники. И юристы — насчет фабрики и всего остального.
— Мы вас ждем, приходите, — попросил полковник Гущин.
Ева не опоздала на встречу. Когда они свернули на проселок и остановились на обочине, она вышла из леса в модном и дорогом комбинезоне цвета хаки, заляпанном на груди пятнами кофе и кетчупа. На ногах сандалии. Ее темные волосы с ранней проседью тяжелой волной падали на плечи.
Клавдий Мамонтов невольно представил ее в подвале ГЭС с фотографий, приложенных к оперативной справке. Подумал — кроме снимков места, где встретила свой конец секта Новых Мессалиан-Энтузиастов, ФСБ не прислало никаких иных фото. А ему бы хотелось увидеть братьев Оборичей — Адама и Бориса. На кого из них похож Адам — принц Жаба? А теперь еще и Эдемский червячок… Клавдий Мамонтов отчего-то был уверен, что кто-то из братьев является его биологическим отцом. Но кто? Ангел Селафиэль или сам Самаэль?
Что за мысли лезут в голову? Но затем он вспомнил холм и собак — алабаев. И Адама с вытянутой вперед рукой — властный повелевающий жест. Королевский жест.
— Вы проверили мои слова? — тревожно спросила Ева Лунева, обращаясь исключительно к полковнику Гущину. Остальных она игнорировала. — Вы ездили на острова в заливе? Вы отыскали его логово?
— Ева, мы… нет… — Гущин, казалось, стушевался под ее настойчивым тревожным взглядом.
— Вы даже не удосужились? Не прочесали острова?!
— Ева, — Клавдий Мамонтов сразу вмешался, придя на помощь Гущину. — Я на своем каноэ плавал в заливе десятки раз и знаю, о каких островах идет речь. Это крохотные клочки, заросшие кустами и камышом. На них нет ни леса, ни строений. Там нельзя кого-то удерживать тайком. Кроме птиц, на островах ни души. Там просто негде устраивать логово и кого-то прятать.
— Он мог выкопать на острове яму, — зло парировала Ева. — Того несчастного ребенка ведь нашли в яме с водой — все здесь в Бронницах обсуждали это в апреле.
— Ева, на островах в заливе нельзя выкопать яму, — Клавдий Мамонтов увещевал ее, успокаивал, боясь, что с ней вновь случится истерический припадок. — На островах и суши как таковой нет — они образовались из сплетения корней камыша и кустарника. И потом — все три острова находятся в непосредственной близости от берега. На самый крупный из них вообще ведет песчаная отмель. Туда не только на лодке можно доплыть, но и дойти по отмели — где по колено в воде, где выше. Если бы ваш сын кого-то удерживал там, то крики жертв слышали бы люди на берегу, где проезжая дорога к заливам, дачники гуляют.
— Вы хотите сказать, что я круглая дура? — Ева начала выходить из себя, как все безумцы, когда им возражают. — Что я свихнулась, да? Что я больная? Так вы про меня думаете? Как и мои домашние… Меня вечером муж позвал к себе: «Евочка, я тебя умоляю… возьми себя в руки, прекрати юродствовать… не сходи с ума… Подумай о том, что ты мать, не вреди Адаму, оставь его в покое… Будь к нему милосердной». А потом он позвонил и вызвал юристов на сегодня по фабричным делам. Ну и черт с ним. Мне сейчас совершенно не до фабрики. У меня гораздо более важные дела и задачи.
— Какие задачи для вас более важные? — спросил полковник Гущин.
Ева молчала. Клавдий Мамонтов видел — она не желает отвечать, она уже хитрит, она не хочет, чтобы они знали ее намерения и планы.
— Раз вы, полиция, бездействуете, — произнесла Ева наконец. — Не желаете даже оторвать свои железобетонные жопы от стульев… Что ж, тогда я сама… Я сама все сделаю, я найду его логово.
— Ева, я хотел поговорить с вами о важном, — полковник Гущин мягко взял ее за руку.
Она резко обернулась к нему — в темных глазах сухой голодный блеск.
— О чем? Дошло до вас, наконец?
— Ева, помните, вы мне сказали, что после той ночи, когда Адам явился к вам и бросил в вас совок для золы…
— Он хотел меня прикончить! Он целился мне прямо в голову. Если бы я не упала на кровать, он бы мне висок разбил.
— Да, да, я вам верю. Так и было. Но вы не только поэтому изменили свое мнение о нем. Конечно, вы испугались его тогда… Но было ведь еще что-то, а? Ева? Помните, вы мне сказали — мне открыли глаза…
Ева внезапно положила левую руку на плечо полковника Гущина. Правая ее рука так и оставалась в его ладони. Она приблизила к его лицу свое. Какой странный взгляд…
— Так вы верите мне?
— Я вам верю. Но скажите мне правду — кто вам открыл глаза? Что вам сказали про Адама?
— Что он не человек, — прошептала Ева, все приближая свое лицо к лицу полковника Гущина.
Клавдий Мамонтов и Макар замерли — им обоим показалось, что безумная сейчас поцелует Гущина прямо на их глазах — бесстыдно и страстно, как она целовала когда-то братьев-ангелов.
Или не поцелует…
Укусит… впившись зубами в его губы…
— А кто вам это сообщил? — Гущин от нее не отстранялся. — Кто-то вам знакомый, да? Некто из секты Новых Мессалиан-Энтузиастов? С которыми вы общались очень давно, еще до рождения мальчика.
Ева резко отпрянула, выдернула свою руку. В темных глазах ее вспыхнул мрачный огонь.
— Вы узнали? Сплетни обо мне собираете?!
— Ева, никакие не сплетни. Правду, — полковник Гущин не повышал голоса. — Заброшенная ГЭС в Морозово. Сектанты, с которыми вы общались совсем юной девушкой. И ваши любовники Адам и Борис, сломавшие вам жизнь… Вас ведь вновь разыскали сектанты? Вошли с вами в контакт и рассказали нечто о вашем сыне, что вас потрясло и смертельно напугало.
Клавдий Мамонтов подумал: «А Гущин-то, скорее всего, прав в своем предположении. Мало ли, что в справке с Лубянки указано, будто из членов секты остались в живых в настоящее время всего двое — Ева да парализованный бывший продюсер Раух. Информация может оказаться неверной, и на свете существует еще кто-то из бывших Энтузиастов. И он добрался до Евы Луневой. Но с какой целью? Только ли для того, чтобы ввергнуть ее в безумие?»
— Я мое прошлое старалась напрочь отсечь, — отчеканила Ева. — Кто не делает ошибок в молодости? Разве есть такие люди? Ну и я совершала ошибки. Но я вовремя спохватилась. Я поставила точку на прошлом. Я решила, что буду жить иначе. Мать меня поддержала и помогла тогда, вытащила из депрессии. Она была сильной женщиной. Она сказала: «Ева, ты молода, вся жизнь впереди, мало ли что случается с нами. Начни с чистого листа». И я послушала свою мудрую мать. Я старалась… я так старалась! Я не спилась и не превратилась в наркоманку. Нет, я нашла силы, чтобы вернуться к нормальности, я окончила долбаный финансовый институт, как того хотела моя мать, я пошла работать. Я пахала сутками… зарабатывала деньги, деловую репутацию. Я встретила Ивана Петровича и решила, что… рано или поздно мы будем вместе, несмотря на его брак. И мы поженились, как только он овдовел. Я ставила перед собой цели и достигала их. Вы напомнили мне сейчас о той моей прежней ошибочной жизни, от которой я полностью добровольно отказалась … Я порвала все связи с сектой и сделала это сама, исходя из своих убеждений. А вы… вы снова лезете… копаетесь в прошлом.
