Чувство опасности, что близко…
— И какие же у нас теперь действия? Какие планы? — громко и недовольно спросил Макар.
— Дождемся утра, — объявил полковник Гущин. — Дежурная группа в Главке начнет проверку детективных агентств немедленно, я дам задание.
— А нам с Клавой что делать?
— Вам из Воскресенска еще ехать и ехать. Встретимся позже у тебя дома. Мне надо разобраться с одним неотложным делом, — объявил полковник Гущин. — От его результата тоже немало зависит.
— Наш Командор совершает огромную ошибку, — заметил Макар раздраженно, когда Клавдий Мамонтов дал отбой и они отключили звонок. — Он снова колеблется. С моей точки зрения, промедление сейчас непростительно. А если это Ева убила Анну Лаврентьеву и шаманку, а?
— За что? — спросил Клавдий Мамонтов. — Пусть все, что мы узнали о них, — правда. Но нужен внятный мотив для таких убийств. У всех наших прежних подозреваемых он есть. Но у Евы я его пока не вижу.
— Она сумасшедшая. Синдром Капгра. Такого мотива что, мало?
— Синдром Капгра Евы распространяется только на ее чудесатого отпрыска.
— У безумия нет ни берегов, ни границ, Клава, — заметил Макар. — Мое мнение — наш Командор не вовремя играет в благородство, миндальничает с ней, потому что… он ей слово дал, что заступится… Тоже мне защитник… рыцарь печального образа. Может, он свое постковидное состояние вспоминает, глядя на Еву? Тот свой болезненный психоз после госпиталя и карантина? Рыбак рыбака видит издалека.
Клавдий Мамонтов промолчал. Прикидывал в уме — когда они наконец доберутся до дома Макара на озере… долгая дорога в ночи…
Полковник Гущин, закончив разговор, сразу позвонил в Главк дежурной группе и дал задание по проверке детективных агентств, затем вызвал патрульную машину и на ней отправился в поселок Ключи в Раменском — где в частном секторе располагался снимаемый в аренду деревенский дом. В рамках программы защиты свидетелей в нем поселили Зухру Батрутдинову.
— Что еще вам от меня? — Зухра Батрутдинова взглянула на Гущина сквозь слезы.
— А это точно был сын вашей соседки Алексей Лаврентьев тогда на лестнице? — спросил полковник Гущин.
— Он. Я видеть его спина, — ответила Зухра.
— Еще раз опишите мне его.
— Худой. Одежда его — я видеть на нем раньше. Куртка зеленый. Джинсы. И шапка.
— Шапка… Бейсболка?
— Да. Американский шапка с козырек.
— Какого цвета?
— Черный, — Зухра всхлипнула. — Он бежать по ступенькам лестница вниз: прыг-прыг. Из подъезд прочь. Быстро.
— На бейсболке вы не заметили каких-то надписей, лейблов?
— Лейбл?
— Что-то цветное, яркое?
— Нет. Черный американский шапка. Сидеть туго на голова.
Полковник Гущин вспомнил, как Ева сама позвонила ему в ночь перед рассветом и вызвала на встречу… Как она была одета. Худи, спортивные брюки, кроссовки и… черная бейсболка на голове.
— Зухра, а вы не могли ошибиться? Вы же видели соседского сына лишь со спины?
Сиделка страдальчески смотрела на Гущина.
— А это не могла быть переодетая женщина? — предположил полковник.
— Женщин? Его жена? Нет. Я ее видеть тоже — такой из себя накрашенный дура строить… Рост маленький. Походка — бедро вертеть. Нет.
— Не Дарья Лаврентьева, невестка вашей соседки снизу, а другая переодетая женщина. Худая, высокая. В бейсболке, туго надетой, под которой она прятала волосы?
Сиделка затрясла головой: нет, нет… И вдруг замерла.
— Я не знать точно, — ответила она с запинкой. — Я еще подумать тогда — какой американский шапка у него… фирменный вещь. Но я же не видеть долго. Всего секунда-три…
Глава 39
Мотив?
Из поселка Ключи полковник Гущин приехал в дом на озере одновременно с Клавдием Мамонтовым и Макаром, чей путь из Воскресенска тоже был долог. Гущин отпустил патрульную машину. Дверь дома им открыла заспанная горничная Маша и сразу ушла к себе. Было начало четвертого — на востоке уже алела заря, тьма уступала место серым рассветным сумеркам, окутавшим Бельское озеро.
Гущин, глядя на усталые лица напарников, объявил, что надо всем поспать хотя бы часа три, а перед сном чаю выпить горячего. Они тихо, стараясь не шуметь и никого не разбудить, прошли на кухню, Макар включил электрический чайник. Полковник Гущин снял пиджак, ослабил галстук, сел за стол и рассказал им о заявлении сиделки Зухры Батрутдиновой.
— Значит, могла быть и Ева, а не сын убитой, — объявил Макар, выслушав. — Явилась к Лаврентьевой, переодетая парнем.
— Я оплошность допустил, — признался полковник Гущин, он облокотился о стол и пальцами массировал глаза. — Обо всем я с сыном Анны Лаврентьевой говорил, допрашивал его сколько раз сам. И главное не узнал — место работы его матери до медицинского склада. В отделе кадров наши все проверили, но сведения о прошлом месте работы в личной карточке Лаврентьевой отсутствовали. Оно и понятно — ее же тогда уволили за пьянство. Она при устройстве на склад это скрыла. И потом промежуток в несколько лет между роддомом и складом… Но сын-то ведь все знал. А я его даже не спросил.
— Не переживайте, Федор Матвеевич, — попытался утешить его Клавдий Мамонтов — он сидел на широком кухонном подоконнике и глядел в окно на озеро — полоску зари над лесным берегами. — Связь между Евой и Анной Лаврентьевой мы установили, но у нас все равно нет ее мотива для убийства. Мотива нет и в отношении Евгении Лаврентьевой. Макар списывает все на психоз Евы, но…
— Она могла, например, в своем бреду винить Анну Лаврентьеву в том, что та помогла родиться на свет «отродью». Пусть это не так, пусть Анна не была еще в то время заведующей родильным отделением, а работала обычным врачом-акушером. Пусть даже не дежурила в ту смену — мало ли что могло безумной вообразиться, после того как детектив снабдил ее сведениями насчет свидетельницы тех событий? — Макар разлил чай по чашкам. — Доктор Крыжовникова из Тель-Авива не в счет. А Лаврентьева в пределах досягаемости.
— Детектива очень заинтересовал факт, что Анну уволили с должности из-за алкоголизма, — задумчиво заметил Клавдий Мамонтов.
— Что бы мы сейчас ни говорили, какие бы догадки насчет мотива Евы ни строили, все равно утром, а уже светает, вам, Федор Матвеевич, предстоит что-то решать с ней, — заявил Макар. — Не захотели ее задерживать среди ночи — ладно. Пусть. Но решать все равно необходимо.
— Идите оба спать, вы с ног валитесь. — Гущин допил чай и тяжело поднялся. — Я решу.
И в этот миг у него зазвонил мобильный.
Звук эхом отозвался в тишине дома.
— Гущин, слушаю.
— Спишь, мент?
Они вздрогнули. Голос прерывистый, хриплый.
