– Нужен врач. Идёмте, отыщем «ваньку». Только… – Поручик взглянул на меня как-то неуверенно. – Наденьте шляпку.
Отыскать повозчика удалось сравнительно быстро. Мужик с короткой черной бородой посмотрел на нас сонными глазами без интереса. Ну мало ли, барчук развлекается с какой-то девицей. Много он таких повидал.
– Едем к полковому медику. – Пояснил гвардеец, когда мы не без труда расположились в коляске. – Это, конечно, не по уставу, но он человек чести, не откажет даме в беде.
– Спасибо, Фёдор Алексеевич. Вы меня спасли. – С чувством ответила я. Не стоило даже упоминать тот факт, что если их с лекарем поймают за таким занятием, то наказания не миновать.
– Дело чести. – Поручик кивнул, чуть приосанившись.
Больше с вопросами он ко мне не приставал, хотя я прекрасно понимала, что мужчине не терпится разузнать, как я ранним утром, а скорее даже поздней ночью, оказалась на задворках. Но и у меня было время сочинить что-то более правдоподобное. Хотя, что не придумай, всё равно моя легенда рассыплется, если копнуть чуть глубже. Не могла девушка раньше без сопровождения толком никуда сунуться. И как только представится случай, мой спаситель постарается выяснить, где моя родня, отец или старший брат, и сдать с рук на руки, дабы не портить мою честь. Ну и свою, конечно, тоже. Вот только не было у меня никого… Притвориться сиротой? Сказать, что сбежала? Надо это как следует обмозговать.
Но поразмыслить как следует мне не дали. Экипаж качнулся и притормозил. Ехать оказалось совсем недалеко. Фёдор Алексеевич помог мне выбраться из коляски, быстро сунул в руку повозчику деньги, я даже не заметила сколько, и также быстро что-то ему вполголоса сказал. «Ванька» кивнул.
– Да что же, я Ваше Благородие, не разумею. – Почти обиженно пробасил мужик, причмокнул, и они с лошадкой укатили.
Мы же с моим спасителем, словно преступники, побрели вдоль казарм Преображенского полка. Я опасалась, что придется каким-то образом миновать постовых, а перелазить через заборы в длинном платье, да ещё и с вывихнутой рукой – не самая лучшая идея. Но, как оказалось, полковой врач квартировался во флигеле с отдельным входом.
Поручик вышел вперед, пряча меня за своей широкой спиной, и аккуратно постучался. В тишине утренней улицы было отлично слышно, как за дверью завозились, простучали тяжелые военные сапоги. Дверь нам открыл высокий, уже немолодой мужчина со светлыми волосами, которые то тут, то там серебрились. Взгляд темно-зеленых глаз был острым. Он, прищурившись, смотрел на Фёдора Алексеевича.
– Толстой? – Взгляд бегло осмотрел гостя. – Только не говорите, что опять дуэль, я…
– Нет-нет, Роман Гавриилович! – Поспешил возразить мой спаситель, отступая в сторону и демонстрируя меня, всё ещё прижимающую к себе руку. – Вот. Крайне необходима Ваша помощь.
Врач колебался недолго. Поджал тонкие губы и строго сказал: «Входите».
Квартира полкового доктора представляла собой кабинет, который служил и приёмной. Между бескрайних стеллажей с книгами скрывалась ещё одна дверь, судя по всему, ведущая в более интимную часть жилища. Два окна, одно во двор, другое на улицу. Судя по всему, лазарет, если он был, то находился отдельно.
– Вера Павловна, это Роман Гавриилович Иванов, наш целитель. Тысячу раз спасал меня из затруднительных положений. – Лекарь кинул строгий взгляд на Толстого и коротко мне кивнул. – Роман Гавриилович, это Вера Павловна Оболенская…
Я сделала неуклюжий книксен, всё ещё придерживая руку, а Толстой принялся рассказывать о нашем небольшом приключении. Когда он закончил, врач бросил на меня уже более теплый взгляд. Понятно, за кого он меня принял в первые секунды. Как и повозчик. Но рассказ Фёдора Алексеевича, кажется, убедил его в обратном.
– Мадемуазель, вы позволите? – Иванов подошел ко мне, протягивая руки к плечу, обращаясь по-французски. Понятно почему, ещё один тест.
– Конечно, доктор, если вы поможете мне снять шляпку, в ней очень душно. – Отвечала я, еще и присовокупив это вежливой, насколько позволяла мне боль, улыбкой. Врач смягчился на глазах. Ага, конечно, какова вероятность, что улицам Петербурга бродит проститутка в дорогом, приличном платье, которая свободно говорит по-французски?
Когда шляпка, которая и вправду мне уже жуть как надоела, была снята совместными усилиями, Иванов, ещё три раза извинившись за неудобства, осмотрел моё плечо и вынес вердикт: вывих. Поручик топтался позади, с плохо скрываемым волнением.
– Вправлять? – Вздохнула я, уже проходившая через эту неприятную процедуру. В детстве я была весьма непоседливым ребенком, и как-то раз уже неудачно падала с дерева. Поспорили с другом о том, кто быстрее доберется до самой макушки. В тот раз вывихнутая лодыжка казалась мне пустяком по сравнению со сладким вкусом победы.
– Увы. – Кивнул Иванов. – Не могу обещать, что больно не будет.
Я кивнула. А что мне ещё оставалось? При помощи врача и суетившегося рядом поручика, я легла на жесткую кушетку, которая, видимо, служила суровому доктору, ещё и постелью. На столике поблизости лежала нераскуренная трубка и свежая газета. Понятно, от чего мы отвлекли Романа Гаврииловича.
– Держитесь за что-нибудь, так будет легче.
– Вот. – Толстой был тут как тут. Встал на одно колено перед кушеткой, протягивая свою руку. – Вот, Вера Павловна, держитесь. Как бы я хотел, чтобы вы могли отдать всю свою боль мне!
Я не сдержалась от улыбки. Поручик с отчаянным желанием мне помочь, заставлял сердце теплеть. Я с коротким «Спасибо», и правда левой рукой вцепилась в его предплечье.
– Вдохните, мадемуазель. На «три» резко выдыхайте, хорошо? – Иванов взялся за мою руку, а я мысленно приготовилась к ужасной боли, сильнее сжимая пальцы на руке Фёдора Алексеевича. – Раз, два, три!
Я вскрикнула, сустав тошнотворно хрустнул, в эту же секунду дверь флигеля со стуком распахнулась.
– Толстой! Извольте объясняться, что здесь происходит?!
Глава 3. В которой нет места правде
На пороге докторского флигеля стоял молодой человек в форме. Орлиный нос, грозно сдвинутые к переносице темные брови, тонкие губы, гладковыбритый, и волосы, уложенные по последней моде. На шее висела «Анна» – орден святой Анны в виде четырех лучей, покрытых красной эмалью, на алой ленте. Я припомнила, что видела его накануне среди офицеров Преображенского полка. От своей догадки я чуть не застонала.
– Ваше Превосходительство! – И поручик, и врач, поспешили отдать честь. Я попыталась подняться, едва слышно застонав. Иванов тут же ринулся ко мне. Поручик покосился на меня, но под грозным взглядом начальника не рискнул предпринимать каких-либо действий.
– Пётр Александрович, разрешите объяснить! – Уже совсем иным тоном заговорил Толстой.
– Да уж, будьте так добры. – Дверь за начальником затворилась, и Фёдор Алексеевич принялся уже во второй раз пересказывать наши злоключения. На этот раз, начав издалека – с того, как он проверял моё приглашение на трибуны. Пока поручик вещал, я при помощи Романа Гаврииловича всё же сумела подняться с кушетки. Говорить с начальником Преображенского полка сидя было как-то неуместно, хотя и подходящее время для того, чтобы сделать приветственный книксен я уже проворонила.
