Ее одолевали фантазии, где они были только вдвоем. Фантазии, неслыханные для человека из приличного общества.
Я приду к тебе. Его голос стал тихим, почти ласковым. Стоит только позвать, и я приду. Он произнес эти слова так, словно не оставлял выбора. Его голос звучал пылко, он словно выжидал.
Сигна крепко прижала к груди подушку.
Она могла это сделать. Всего одно слово – и он появится перед ней.
Но что потом? Позволить ему унять покалывание на ее губах? Соединиться с разливающимся внизу живота теплом? Завершат ли они начатое прошлой ночью?
«Порядочные» девушки не хотят того, о чем думала Сигна. У нее имелись свои планы и мечты, а он все перечеркнул одним махом. Она опустила подушку. И собрав всю волю, приняла решение не звать его. Не произносить слова, которые так и норовили сорваться с языка. А вместо этого завернулась в одеяло и закрыла глаза в попытке усмирить свои желания.
Она не сомневалась, что ей приснится он. И на сей раз с нетерпением этого ждала. Я запомню твои слова, просто ответила она.
Он расценил ответ как обещание, его хриплый голос еще долго будет преследовать ее в мечтах, и Сигна поняла, что их мысли схожи. Доброй ночи, Пташка. Ты отлично справляешься.
Сигна не была уверена, что он покинул ее, когда провела рукой по сорочке и поласкала большим пальцем внутреннюю часть бедра, представляя, что это он касается ее. Она предоставила свое тело ночной прохладе, откинув голову назад, словно в его объятия.
И поняла, что едва ли сомкнет глаза.
Глава 32
Сигна уже много лет не праздновала Рождество.
Последний раз это случилось еще при жизни бабушки; они весь декабрь ели мясные пироги и пудинги и украшали елку свечами, фруктами и лентами.
Воспоминания немного размылись, но она помнила хлопья снега за окном и огонь в камине. Помнила запах выпечки, имбирных пряников и апельсинов и слышала, как бабушка читает ей сказки.
Она держалась за эти воспоминания, когда бабушки не стало, скучая по общению, доброте историй и сладостям. Дядя тоже украшал дом, но Сигне не разрешалось подходить к елке из-за страха, что девочка может каким-то образом испортить дерево. Он так же проводил зимние ночи в компании бренди и любовницы, оставляя Сигну одну в ее комнате. Последующие опекуны вообще не старались хоть как-то отпраздновать Рождество, иногда кто-то запекал индейку или наряжал ель, но не было теплоты и ощущения праздника, как при жизни бабушки.
Спустя несколько лет Сигна перестала тосковать по прошлому. Но сейчас, когда наступил декабрь, ностальгия охватила ее с удвоенной силой. Она сидела на верху лестницы и наблюдала, как служанки развешивают венки и гирлянды, украшая поместье к балу, который состоится уже через несколько недель.
Сигна задержалась на кухне, где Перси не давал никому покоя, совершая набеги на кладовые и приставая к поварам, отбирая у них сладости, которыми потом делился с ней и Блайт, настаивая, что сестре нужно поправиться. Потом наблюдала через замерзшие окна за первым снегом. Когда начался снегопад, она направилась прямиком в комнату кузины, помогая той одеться, а потом повела ее и Перси вниз за горячим шоколадом, чтобы отправиться на прогулку.
– Не понимаю, чему ты так радуешься, – сказал Перси, у которого зуб на зуб не попадал от холода. Он слишком привык к жару кухни, а кожа была такой светлой и чувствительной, что нос и уши покраснели от мороза уже спустя пару минут на улице. – Почему мы не можем просто выпить перед камином?
Блайт рассмеялась, уютно кутаясь в шерстяное платье и толстую накидку с зеленым бархатным капюшоном, натянутым на голову. Ее смех напомнил Сигне звон церковных колоколов: бодрящий, и успокаивающий, и прекрасный. Даже Перси притих и заслушался, ведь последнее время ее смех звучал так редко. Он напряженно наблюдал, как Блайт отпила горячий шоколад, словно боялся, что она может в любой момент исчезнуть.
– Немного холодно, да, Перси? – подшучивала Сигна, тоже засмеявшись, когда он, будучи в перчатках, засунул руки под мышки в попытке согреться.
– Не стоит рассчитывать на него, если захотим сделать снеговика или снежных ангелов, – задумчиво произнесла Блайт, откинувшись назад на руки и наблюдая, как снег падает на лужайку перед ними. – Брат никогда не любил снег.
– Погода отвратительная, а тело чешется от шерстяной одежды, – проворчал он. – Я бы предпочел лето и морское побережье.
Возможно, из-за своей любви к холоду Сигна не могла дождаться, когда снег заметет поля и стукнут сильные морозы. Осень и зима всегда были ее любимыми временами года. Наступал покой, словно земля отдыхала, готовясь к теплым месяцам. Она думала, что стоит попытаться полюбить и весну теперь, когда приближался ее дебют. Но в этом времени года, когда вся природа замирала, таилась скрытая красота. Волшебство и нежность.
Глядя вдаль, на вересковые поля и представляя, как красиво они станут смотреться под белым покрывалом, она вдруг заметила вдалеке Сайлеса. Он вел в конюшню гнедую кобылу, и словно почувствовав на себе ее взгляд, обернулся и посмотрел через плечо. Он слегка помахал рукой, когда заметил, что она смотрит, и Сигна тут же отвернулась, сгорая от унижения.
Что творилось с ее мыслями, блуждающими от него к Ангелу смерти? Они с Сайлесом просто друзья. Кроме того, Ангел смерти вовсе не запасной вариант; она думала о нем даже чаще, чем о Сайлесе. Хотя не была вполне уверена, что это свидетельствовало в ее пользу.
– Я собираюсь внутрь, к кофе, книгам и камину, – объявил Перси, глядя на сестер. – Не задерживайтесь. Холод вреден для вашего здоровья.
Блайт отстраненно кивнула и помахала ему, снова подняв голову и любуясь небом. Сигна повторила за ней, лежа рядом с кузиной на ровной земле.
Этот день был словно создан для первого снега. Небо заволокли серые тучи, и осень полностью уступила права зиме. Скоро опадет последняя листва, а земля покроется снегом.
– Я уже не верила, что встречу еще одно Рождество. – Голос Блайт звучал тихо и почти слился со снегопадом, но слова, словно нож, глубоко ранили Сигну. Она перекатилась на бок и посмотрела на кузину, которая ответила легкой улыбкой. – Должна поблагодарить тебя, кузина. Не только за помощь, но и за то, что ты единственная верила в меня.
Глаза защипало от слез, но Сигна запретила себе плакать и взяла Блайт за руку.
– У меня никогда не было семьи. Не берусь судить, каково это иметь родного брата и сестру, но могу представить. И мне кажется, ты также дорога мне.
Блайт снова улыбнулась, ее лицо лишь отчасти отразило внутренние переживания, прежде чем поднялась и выпрямилась, очевидно, не желая пребывать в таком настроении.
– Идем, – сказала она, поднявшись. – Перси прав, не стоит мерзнуть. Кроме того, я хочу кое-что тебе показать.
Сигна последовала за ней в дом и вверх по лестнице. Было видно, что прогулка утомила Блайт. Она хваталась за перила, пока поднималась, решительно не показывая своей жуткой усталости. Сигне хотелось бы, чтобы Блайт не скрывала свое состояние, но кузина оказалась самой упрямой девушкой на свете. Настолько упрямой, что почти сравнялась с Сигной в попытках обмануть смерть.
