Любой мог бы попытаться разыграть эту карту и предоставить следствию фальшивые улики, указывающие на Ланвельда. Он его политический конкурент, к тому же до начала предвыборной гонки осталось не так много времени. Изучив газеты, я поняла, что рейтинг действующего министра магии стремительно катится вниз. Доверие народа к ней составляло меньше пятнадцати процентов, и это с учетом того, что опрос проводился государственным изданием, финансируемым из бюджетных средств. Что же там на самом-то деле? Отрицательный курс?
На этом фоне фигуры Стиверса и Ланвельда выглядели намного убедительнее. Брюнет с прочной семьей, громкой фамилией и послужным списком на пару монографий. Блондин с не менее громкой фамилией, поддержкой сторонников магии и ее развития и далеко не идеальной репутацией, которая играла ему на руку. С такими конкурентами в списке самовыдвиженцев Депесар могла рассчитывать лишь на почетное третье место. Основная борьба развяжется именно между парнями, о белобрысой моли никто и не вспомнил бы уже на третьи сутки жарких дебатов.
Если рассуждать логически, вот за что можно взять тех, кто фактически стоит над законом? К Стиверсу не подкопаться, он сам может сместить Депесар по подозрениям в чем-либо. Для главы спецслужбы, которая подчиняется лишь номинально главе военки, это не составит проблем. А за Ланвельда говорят его старые заслуги и народная любовь, которой нет конца и края. Сталкивать их лбами тоже бесполезно. Эти два придурка со школы мутузили друг друга почем зря. Никто и не почешется разбираться, чего они не поделили и с какого дубу рухнули. Все и так прекрасно знают, что, запустив их в клетку к мантикоре, можно услышать жалобные вопли последней уже через пять минут, проведенных в их компании. Они и мертвого до печенки достанут!
Если так рассуждать, то остается лишь одно – особо тяжкое преступление первой степени. Убийство с применением пыток и незарегистрированного яда и пособничество с целью сокрытия улик с места преступления. Обвинений в таком будет достаточно, чтобы оба даже носа не смели показывать в приличном обществе. Кто-то знал, на что давить, и разыграл все так, чтобы они в очередной раз перегрызли друг другу глотки и попытались рассказать миру правду. Вот только каким образом во все это вписывалась я сама, не знаю. Моя ненависть к Ланвельду и тяга к Стиверсу – не настолько сильные чувства, чтобы с их помощью чего-то провернуть.
Всегда оставался шанс, что, вводя еще одну переменную, можно не угадать с итоговым результатом. Но кто-то так смело манипулировал нами, что у меня не оставалось шансов докопаться до истины. Одурачить две разведки мира мог разве что Анелийс Стиверс, но он, к счастью, помер в тюрьме, как я узнала от Гевеленны, и никто по этому поводу не горевал. Семья освободилась от его гнета и зажила так, как сама того хотела. Потому Инетер и сказал, что он последний. Никого, кто бы продолжил род, не осталось после новостей о кончине лорда. Официально не объявляли, но узкому кругу лиц было о том известно, и, кажется, я не должна была в него входить.
Вопрос оставался лишь в том, кто был достаточно сильным и бесстрашным, чтобы разыграть настолько пугающую многоходовку. Ни Камелд, ни сама Анминура не были гениями. В идеально выстроенном плане без огрехов чувствовалась рука настоящего знатока подковерных игр. А все таковые, о которых я знала, были либо мертвы, либо в тюрьме. К тому же под ударом оказывались совершенно не связанные на первый взгляд люди, о связях которых мог знать лишь тот, кто находится с ними на расстоянии вытянутой руки.
Это одновременно усложняло и упрощало дело. Круг подозреваемых сужался, но все же был вариант, что за нами шпионили разные личности, которые просто получали деньги от неизвестной нам третьей стороны. Черт, вот не вовремя отец Инетера сыграл в ящик, тут бы его мозги пригодились нам всем. Думалось мне, он бы эту загадку решил на раз-два, и уже к вечеру связанный виновник висел бы на цепях в подвалах их фамильного особняка и истекал кровью, не имея возможности сдохнуть под пытками.
Но увы, этот талант сгинул в сырой земле. Хотя так даже лучше, туда ему и дорога. Боюсь, будь он сейчас жив, мы бы все плясали под его дудку и даже не понимали бы того, что идем против собственных желаний и амбиций. От воспоминаний опять заболела голова, и я постаралась успокоиться. Сейчас не время и не место страшиться призраков прошлого. У меня еще слишком много рабочих документов на столе, чтобы предаваться безделью и вести молчаливый монолог с самой собой.
Ласточка в очередной раз сообщила мне о посетителе, и я, лишь тихо вздохнув, постаралась принять более суровый и загруженный вид. В кабинет неторопливым шагом вошла Инистра и, осмотрев меня с головы до пояса, звонко фыркнула. В отличие от нее самой, на мне не было кричащих украшений, вульгарного выреза и выкрашенных в алый цвет волос. Нет, в блондинку я тоже перекрасилась, но достаточно давно, чтобы не обращать на это внимания. А тут так и слезились глаза от насыщенности тона.
— Чем обязана столь неожиданному визиту с вашей стороны? — вскинула я бровь и кивнула на гостевое кресло.
— Хотела узнать, на сколько ты тут, — ничуть не стесняясь, она закинула ногу на ногу. — Не хотелось бы, чтобы на дне рождении Сюзен ты пересекалась с Абелиусом. Он для меня слишком важен, чтобы ты травмировала его психику своими выкрутасами.
— Боже упаси, — остановила я ее взмахом руки, — мне твой нищеброд и даром не нужен, оставь его себе. Я вполне успешная и самостоятельная женщина. Как видишь, ректор целой академии, а не какая-то там министерская шестерка, прыгающая по команде той, кого в школе дразнили «Полоумной». Все свои речи оставь для высокого собрания. Я не собираюсь выслушивать бред и думать над тем, как с ним смиренно жить.
— Абелиус – один из богатейших людей Лондона! — взвизгнула девица в защиту мужа.
— Давай-ка просто прикинем, — склонила я голову к плечу. — Он не на первом месте, не на втором, и даже не в десятке. Не неси чушь, Камелд! Ты прямо ему под стать подобралась, алчная и охочая до чужого счастья стерва. Думала, отбив его у меня, заполучишь любовь до гроба. Только ты забыла, что на чужом несчастье счастья не построить. Вот тебе урок, надеюсь, ты его на всю жизнь усвоишь. И если больше нечего мне сказать, то дверь у тебя за спиной. Выметайся из моего кабинета, пока не сдала тебя военным за покушение на второго ректора. Тут тебе Депесар не сможет алиби организовать и прикрыть, пойдешь по полной, еще и в международном суде, с прессой и театральными слезами моих адвокатов. Твой муженек себе их позволить не сможет, деньжат маловато, придется у Ланвельда одалживать.
— Думаешь, тебе эти слова так просто сойдут с рук, — зашипела та разъяренной кошкой. — за ними же полетишь, ничего не остановит. С этого момента ходи и оглядывайся, как бы не пришел час отвечать за свои слова!
— Ты мне сейчас напрямую угрожаешь? — облокотившись на ладонь подбородком, я предостерегающе посмотрела на молодую женщину. — Я могу расценивать это как чистосердечное признание в убийстве господина Канвижера? Ты только скажи, группу я прямо сейчас вызову, и отправим тебя по известному адресу. Не стесняйся, Камелд, у меня к вам давно не осталось ничего, даже ненависти. Вы – мухи, кружащие вокруг Тонсли, и ждущие в очередной, сто пятый раз предать товарищей.
