Спутники его, кстати, к морю отнеслись совершенно равнодушно. Бреннер в принципе воду не особо любил, а Эргенаш пояснил, что он этим купанием занимался всё своё не очень долгое, но вполне счастливое и беззаботное детство, и, в принципе, ему этого было достаточно.
И вот они были на границе с кланом Мэндрейк. Когда глава каравана подошёл к пограничникам, Сареф заметил, что он изрядно нервничает. И было с чего: эти пограничники были такие мрачные и угрюмые, что любая мысль дать им взятку должна была в принципе умереть в зародыше и больше никогда не возникать. Впрочем, сильно этому, наверное, удивляться не стоило. Клан Мэйндрейк был пограничным с землями орков, и здесь наверняка всегда было… напряжённо. Что, соответственно, вырабатывало у всех Жителей, хоть как-то связанных с клановой службой, соответствующие реакцию и настроения. Несмотря на все заверения хозяина каравана и должным образом выправленные бумаги, дело едва не дошло до индивидуальных проверок Системных инвентарей каждого участника каравана. Из своих поездок на Годасту Сареф помнил, что это право Мэндрейки вытребовали себе на следующий год после того, как на их клан было совершено тот злополучный налёт. Предполагалось, что это правило будет работать только для тех, кто пересекает южную границу с Пустынного перешейка, но в итоге Система по какой-то причине оформила это право таким образом, что оно действовало абсолютно на всех, кто желал попасть на территорию клана Мэндрейк.
Другое дело, что даже пограничники Мэндрейк особо никогда не зверствовали с этим правом: они были крайне зависимы от поставок товаров из других кланов, и распугивать их было крайне невыгодно. Но сегодня они как будто с цепи сорвались, и успокоились лишь тогда, когда им был продемонстрирован и представлен Сареф собственной персоной. Поняв, что обыскивать Системного Чемпиона даже им может стоить очень дорого, пограничники, наконец, угомонились и пропустили караван.
Через три часа караван, наконец, прибыл в Мигос, где он должен был остановиться на несколько дней, чтобы распродать все привезённые товары, набрать новые заказы и отправиться обратно в клан Ниафрост. Здесь же Сареф, Бреннер и Эргенаш, рассчитавшись с начальником каравана, отбыли дальше. Именно здесь их должны были ждать двое друзей Бреннера.
— Скоро уже увидим их, — с мягкостью, которая гному была совершенно не присуща, говорил он, — так и не ушли отсюда, здесь наёмничают, хотя и знают, что их тут все ненавидят. Так, идём, теперь вот сюда, там эта таверна ходоков вроде была, три года тут уже не был… и старайтесь лишний раз ни к кому здесь не приставать.
Несмотря на то, что это обращение было во множественном числе, Сареф догадался, что обращался гном скорее именно к нему. Эргенаш, который за 5 лет исходил весь Севроганд в составе делегаций по выкупу мест на Состязаниях, наверняка лучше их всех знал, где и как себя надо вести. Просто в последнее время он предпочитал помалкивать до тех пор, пока его не спрашивали напрямую. Вероятно, до сих пор был обижен на них за то, что его вынудили рассказать о своих Талантах Полуторного совершеннолетия. Но здесь уже ничего не попишешь. Он сам напросился к ним в группу и требует к себе определённого доверия — значит, должен и сам им доверять.
А, между тем, предупреждение гнома было не лишним. Проходящие мимо люди были мрачны, угрюмы и неприветливы до такой степени, что Сареф даже представить не мог, чтобы он где-то видел что-то подобное. Впрочем, какое-то время спустя он стал замечать, что неприветливо и мрачно люди смотрели именно на Бреннера. Вероятно, они прекрасно знали, что это был за гном. Не исключено, что и по той причине, что перед тем, как вернуться на Скеллихарт, Бреннер знатно отыгрался на людской расе, которая сорвала Всесистемные Состязания и оставила его без главного приза в своей жизни. И наверняка клану Мэндрейк в этот период досталось больше всех. Но всё же все люди, хоть и со злобой в глазах, но отворачивались и проходили мимо. Потому что знали, чего им будет стоить попытка что-то предъявить этому гному.
— Вот, ну наконец-то! — довольно заявил Бреннер, когда они вышли на очередную улицу, и он радостно ткнул в таверну, над дверью которой была весьма достоверно изображена разбитая бутылка с расплескавшимся вином и лежащий рядом кинжал, — готов поспорить на свою печёнку, что они тут!
— Ну, конечно, — заметил Сареф, — ты же, когда связывался с ними, сам просил их ждать нас здесь.
— Да не, — гном внезапно смутился, — это потому, что нам всем запрещён вход в таверны с синей категорией безопасности на территории клана Мэндрейк.
— Где же мы тогда будем ночевать? — удивился Сареф.
— Не переживай, — махнул рукой гном, — тебя в постель как-нибудь пристроим. Ты же всё-таки теперь Чемпион.
Толкнув дверь, гном зашёл и шумно вдохнул воздух, словно бы вернулся в давно знакомое и родное место. Пахло крепкой выпивкой и, как ни странно, мятой.
— Нам туда, — чуть толкнув Сарефа в бок, сказал гном. Повернувшись, Сареф понял, что там действительно сидят двое, слишком уж выделяющиеся на фоне как остальных посетителей, так и всего заведения, ибо выглядели они тут крайне неуместно.
Первым был тёмный эльф. Причём никакой хрупкости и изящества, про которые Сареф столько читал в детских книгах. Напротив, эльф был просто огромный, даже Эргенаша, самого высокого из них он, наверное, превосходил на голову, а то и на полторы. При этом его так распирала мощь собственных мускулов, что ткань при каждом его дыхании ощутимо напрягалась. Впрочем, лицо у него было не злое, не грубое, а какое-то… отстранённо-мечтательное, даже местами… детское какое-то. Впрочем, Сареф быстро представил, как именно с таким выражением лица этот здоровяк потрошил орка-насильника, из-за которого и отменили Всесистемные Состязания, и наваждения как не бывало.
А вот второй… вернее, вторая была, вероятно, полукровкой от человека и светлого эльфа. Уши у неё если и были длиннее, чем у человека, то лишь самую чуточку. У неё были светлые волосы, убранные в два хвостика, а когда она повернулась лицом, то Сареф увидел два чистых синих глаза, таких ярких, каких он ещё не видел никогда. И… в этот момент он понял, что чувствует к этой девушке симпатию. Немалую симпатию. И она совершенно точно была естественного происхождения, ведь у него был иммунитет к Очарованию, следовательно, никакие чары соблазнения на него подействовать не могли. И… нет, Сареф, конечно, держал себя в руках и не собирался терять голову, которую Хим ему, кстати, весьма своевременно остудил. И всё же… это была первая девушка, к которой Сарефу хотелось самому сделать первый шаг. Даже его детские и наивные мечты о Янике окончательно побледнели и растворились в глубинах подсознания.
— Ба, кто к нам пожаловал, — тёмный эльф, завидев пробирающегося к ним гнома, радостно встал и замахал руками, — наш гном-молчун, который за словом в карман не лезет, потому что все свои слова носит в голове. А где же твоя словесная медалька?
— Да я вот тут подумал, — ехидно ответил Бреннер, хватая эльфа за протянутую ладонь и с хрустом её пожимая, — что всё-таки удобнее за словом в карман лазить. Голова же не резиновая, столько слов носить.
