Я хотел было кивнуть, но что-то в тоне и спектре эмоций друга заставило меня обернуться.
И вовремя. А ведь я и не заметил, как в святилище вдруг стало тихо. Все монстры, конечности с лицами, люди-псы, гуманоиды, все неотрывно смотрели на алтарь.
На нас.
Волосы медленно поползли вверх.
Почему они… почему все монстры вдруг застыли?
У ног одного чучела до сих пор валялся недоассимилированный кусок плоти бандита, бывший еще недавно объектом вожделения половины присутствующих уродов.
Что опять произошло? Это реакция на Терми? Или на нас обоих?
Кровь в жилах опустилась еще на пол градуса ниже.
Я собрал в посохе контролем доступный максимум маны и приготовился метать зелья с паровой плетью, не решаясь напасть первым.
Может, все еще обойдется, если вести себя спокойно?
Или просто сила власти дочерей Смерти над этим храмом закончилась?
Может, за отведенное мне время я должен был просто бежать из храма без оглядки?
Послышался гулкий удар. Затем еще один и еще. В прошлый раз после такого на огонек заглянули сшитые из тел многоножки. Еще с таким стуком прыгают толстые трехметровые големы плоти. В любом случае, что-то должно было вот-вот произойти.
И произошло.
Но снова совсем не то, что мы с возрожденным Терми могли предположить.
Дитя Хаоса. Уровень скрыт.
Стихия: хаос
Так мир назвал прибывшее существо.
Старая знакомая, прибывшая в последней волне во время атаки у озера прибыла верхом на многоножке из тел когда-то разумных.
Стройные эльфы, грубые мускулистые тела зеленокожих орков, все это и многое иное слилось в единый жуткий организм, сотни лет назад поселившийся в брошенном вымершими древними расами храме, посвященном павшей богине.
Спрыгнув со спины монстра, серокожая девушка посмотрела на нас своим единственным горевшим янтарным огнем по центру лба глазом. Затем, будто бы демонстративно, сделала несколько шагов назад, не отворачивая от нас свой взор, присела рядом с ошметками убитого Сердца Тьмы и громко завыла, словно убитая горем мать. Продолжалось это, казалось, минут с десять. При этом существо не открывала от меня глаз и не менялось в лице, от чего её истеричная скорбь казалась наигранной и от того ещё более зловещей.
Бежать было уже слишком поздно. Алтарь был окружён тварями со всех сторон.
Когда тварь неожиданно смолкла, словно бы резко выключила звук, по плечам двух невольных последователей мертвых богов пробежались мурашки, заставляя отступить подальше от края алтаря.
Удивительной красоты гигантский поднос на руках у измученной богини Тишины, словно лакомое блюдо в ресторане, подсветился кровавым сиянием. Одновременно с исчезновением воя матери монстров, исчезли и все звуки вовсе.
С окончанием крика утраты, к неотрывно уставившемуся янтарному глазу Дочери Хаоса присоединились и десятки желтых шаров размером поменьше. Десятки щупалец монстра, теперь отчетливо напоминавшие мне жгуты Сердца Тьмы. Только каждый имел существенное отличие: щупальца твари оканчивалось собственным зрительным органом.
Вот только, как и в прошлую нашу встречу, новая хозяйка храма не стала натравливать своих слуг. По началу не стала. Зачем, если у пустотников есть такая очаровательная слабость?
Волны страха и ужаса, горечь потери, смешанная с чувством неотвратимости мучительного конца. Всё это ложилось на благодатную почву. А значительное превосходство в уровнях делало посеянные чудовищем сорняки в мыслях новыми хозяевами разума.
Я едва успел выбить из рук бывшего вора кинжал, которым тот намеревался вскрыть себе горло. Его глаза были полностью невменяемы, а чувства источали такой порыв к саморазрушению, что даже мне захотелось причинить себе вред.
И эти мысли усиливались. С каждым размеренным шагом матери монстров давление становилось все более невыносимым.
Терми упал на колени, закрыв лицо руками. Бедняга и без того никак не мог прийти в себя после воскрешения.
Сопротивляться больше не было не сил, ни желания. Моральная усталость от бесконечных сражений и безысходности окончательно уткнулась в предел прочности терпения. За последние циклы я только тем и занимаюсь, что прыгаю выше головы и все равно теряю товарищей.
Знаешь, Ласка, я самое упрямое существо во вселенной.
Превозмогая боль и страх, я улыбнулся оскалом одержимого. Пустота вновь заиграла в глазах темно-фиалковым блеском, а снежные волосы приподнялись от переполнявшей меня силы. Пустота пожирала сама себя, черпая силы в собственном страхе. Умереть в бою — намного лучше, чем быть окончательно поглощенным проклятой стихией.
Эпилог
Лед и пламя. Две стихии, между которыми в незапамятные времена был заключен крошечный огонек Надежды. С одной стороны, всегда был обжигающий холод. Вернее, отовсюду снаружи. Порой она даже не могла подойти к окнам без боязни отморозить себе что-то. Не говоря уж о том, что крылья после такого будет ломить — врагу не пожелаешь.
Снаружи шел снег.
Там всегда что-то происходило — легкие пушистые перья, или тяжелые хлопья замерзшей белой воды. Или вовсе настигала снежная буря. Порой она была настолько сильна, что полностью закрыла собой стекла. И несколько дней подряд ей казалось, что началась бесконечная ночь. Пока свет не вернулся вместе с ураганом, разметавшем снег почти до самого серого камня.
Для каждого из таких явлений у неё было свое собственное название, и целая коллекция из запечатленных на холсте погодных явлений. Нужно же на чем-то тренироваться рисовать, если хочешь однажды нарисовать целую историю.
Когда-нибудь она исчезнет, но оставит после себя сказку, которая… Нет, не покорит мир, но обязательно кому-то понравится. Здесь в любом случае больше нечем заняться.
С другой стороны, было пламя.
Её друг, охранник от мира бесконечного холода, её собеседник и её маленькое ручное чудо. Ржавый генератор древних, работавший по её мнению, волшебным чудом, обогревал сердце стеклянной вершины вросшей в камень башни волшебника.
Не смотря на обманчиво изношенный вид, и на казавшееся безобидным горящее внутри пламя, температура вокруг него достигала почти семидесяти градусов. Таким образом ей, словно планете, приходилось всегда находиться на орбите в обитаемой области своей звезды.
Мир, спрятанный между холодом внешнего мира и жаром потрепанного генератора.
Каждый её день годами был наполнен одним и тем же. Фантазии, сны и когда спать становилось совсем невозможно, рисование. Тогда она призывала чудом вспомненным заклятием основные краски и принималась смешивать их прямо на полу. В одном месте на полу как раз находилось несколько выбоин, отлично подходящих, чтобы развести воду.
