Когда сидишь на одном месте, даже самая нудная книга покажется манной небесной. Хотя в обоих уже прочитанных мной опусах о магических сферах и о расах Мельхиора, авторы очень старались в получении этого звания. Неведомые создатели будто бы специально пытались писать максимально уныло и безлико, словно поставили целью всей своей жизни создать лучшее письменное снотворное. И у них ничего не получилось. Все равно общая информация о мире, где я находился, оказалась весьма увлекательной.
Больше походившая на энциклопедию, книга о разумных существах, живущих тут, тоже была поразительна. Помимо уже известных мне видов эльфов, дворфов или людей, здесь описывались и самые известные из вымерших или ныне одичавшие разумные виды, когда-либо ступавшие и находившие даже временное убежище на этой планете.
А вот расы зверян на животных походили не так уж и сильно. К примеру, ассари были похожи на людей с сероватым оттенком кожи и янтарными змеиными глазами. Собственно, это и была по описанию раса змеелюдей. Хотя следует отметить, что на рисунке передавалось и что-то еще от пресмыкающегося. В манере держаться, если верить художнику.
Легенды, в отличии от предыдущих книг, были написаны совсем в ином жанре. Именно потому я и оставил их напоследок. Было понятно, что задержимся мы здесь надолго, а потому самое интересное имело смысл оставить на потом. Когда скука станет особенно невыносимой. И затем «кушать» новую книгу медленно, смакуя каждый кусочек, чтобы растянуть удовольствие.
— Кстати, Маэ, а ты тоже участвовала в третьей битве магов? — спросил я у рисовавшей новую картину крылатой девушки.
Облик Маэ полностью подтверждал то, как крылатая себя представила в первый день нашего знакомства. Заключенная богиня Надежды действительно была совершенна. Высокая и стройная, с длинными светлыми волосами и серебристо-серыми глазами, цвета камня в горном ручье. Ну и небольшое дополнение в виде четырех изящных белоснежных крыльев, которыми та вечно неуклюже задевала все вокруг.
— Неа, — не задумываясь, ответила девушка, почему-то смутившись. Маэ вообще смущалась почти от любой сказанной фразы. Во всяком случае, так мне казалось. И это было настолько мило, что поражало сердце даже двух прошедших через ад пустотников самым эпичным критом.
— Тогда получается, ты заточена здесь еще со второй?
— Не совсем, — снова смутился ангел. — Из-за карточной игры многие представляют себе битву магов своеобразным турниром, но на деле это скорее историческая эпоха от одного падения цивилизации к другому.
— История циклична. Прямо как мировые войны в моей прошлой жизни — вдруг вставил Терми, и крылатая согласно кивнула, словно прекрасно поняла сравнение вора.
— Что же до времени моего здесь заключения, — смущенно проговорила в пол Маэ. — То боюсь, что не смогу ответить на твой вопрос. По правде, я не помню почти ничего о своем прошлом. Только имя. И то, кем я раньше являлась. Вернее, даже об этом мне сказал мир.
За толстыми высокими окнами метров четырех, покрытыми внушительной коркой многолетнего льда, начиналась громкая песнь ветра. Тихий голос девушки стал едва слышен за его воем, и мы с Терми были вынуждены прислушиваться.
— Я заперта здесь всю жизнь, — добавила она. — Я, Огонёк, Ветерок, Снежок и они.
Тут девушка указала на сваленную аккуратной стопочкой фолианты. Имена авторов мне ни о чем не говорили, равно как и названия на обложках. По словам крылатой, в них не было ничего о магии. Но запечатанные в них и еще сотнях других оставленных тут книгах истории, даже прочитанные бесчисленное множество раз, стали всей жизнью девушки.
— А кто тебя запер? — спросил вор и я мысленно поблагодарил его за это. Я ходил вокруг этого вопроса, но не решался его задать.
Но крылатая девушка и здесь нас расстроила. Хмуро отведя взгляд и покраснев, она ответила. Еще тише, от чего нам пришлось почти что прочесть ее слова по губам:
— Этого я тоже не помню.
— Хорошо, Маэ, а что ты помнишь? — я старался не давить в расспросах. Выглядела несчастная Маэ так, будто готова вот-вот разрыдаться просто от того, что не может ответить.
— Почти ничего за пределами этого места. Только эти книги. О магии мне рассказал мир.
Мда. Хорошо, что первые встреченные ею адепты проклятой стихии — мы, а не, скажем, Стерх. Или еще кто-то из подобных ему. Источаемый девушкой спектр эмоций и эманаций силы содержал в себе столько душевного тепла, что мне самому было непросто порой себя сдерживать. Чем бы не было существо, назвавшееся «бывшим богом», ничего более чистого и наивного прежде я еще не встречал.
Мы замолчали, вслушиваясь в песню вьюги. Словно оперная певица, та, казалось, превзошла сама себя в громкости. На мгновение в голове промелькнула мысль, насколько все-таки безумно выглядит сейчас мир вокруг глазами человека из прошлой жизни. Становится ли снег за окном белее, когда температура становится не только отрицательной, но и трехзначной?
— Но иногда мне снятся сны, — вдруг произнесла Маэ едва слышно, но мы с Терми вздрогнули. Словно бы знали, что она скажет дальше. — О мире с серыми красками, где людям служат железные големы, а в небесах парят железные птицы. Все живут в каменных муравейниках, и их сердца тоже словно из камня. Иногда они похожи на то, что описано в книгах. Но на страницах намного больше добра. Печали там тоже много, но я бы хотела жить в одной из этих книг. Сны намного страшнее.
Мы с другом переглянулись и вновь синхронно повернулись к крылатой. Маэ вернулась к своему новому рисунку, но давала понять, что не прочь продолжать беседу. В конце концов, мы первые, с кем она вообще в этом мире общается. Но зачем кому-то запирать в этой теплице с генератором потерявшее память безобидное существо?
— Может ли быть, что ты, как и мы, была призвана в Доминионе? — задал вопрос остиарий Тефнут.
— А что такое Доминион?
Мы снова переглянулись.
— Ну, большой город, поделенный на домены с башнями. Примерно неделя пути отсюда… наверное, — пояснил я, внезапно понимая, что путь обратно с нижних уровней вовсе не обязательно занял бы столько же, сколько спуск. Вряд-ли можно будет снова использовать каменный лифт.
Вместо ответа, крылатая просто отрицательно покачала головой, как-то странно на меня посмотрела, встала и сделала пару шагов от картины. Затем кивнула своим собственным мыслям, взяла результат своей работы и протянула мне.
С пока еще легкого наброска на меня смотрела Ласка в моей компании, где-то на фоне пока еще едва узнаваемых очертаний заснеженных гор. Я в недоумении посмотрел на художницу, но та лишь смущённо улыбнулась, как и всегда.
В первые дни нашего вынужденного здесь заточения, я почти все время только и делал, что отвечал на ее вопросы. Кажется, я начинаю понимать, через что прошла в свое время Ранника, когда я чуть ли ни ежедневно заваливал ее расспросами о Мельхиоре.
Теперь же я был вынужден говорить столько, что несколько дней с этим созданием выжали из меня больше слов, чем за все предыдущие дни пребывания в этом мире. При чем в своих расспросах девушка не руководствовалась ничем, кроме обыкновенного любопытства.
