«Распорядись, чтобы нам подали машину, ми поедем в Главное управление!» — сказал Берия одному из своих телохранителей. Тот козырнул и умчался. «Пойдем, дорогой, у нас еще тут кое-что», — посмотрел на меня мутными глазами Лаврентий Павлович. Мы спустились на первый этаж. В нижнем зале никого не было, лишь на входе ошивались трое в гражданской одежде — явно сослуживцы сопровождавших нас мордоворотов. «Ждите здесь», — небрежно бросил им Берия.
Отец замолчал, окунувшись в воспоминания. К этому времени нам уже принесли настоящий грузинский чай, я разлил по чашкам и сидел тихо, переживая вместе с отцом события давно минувших дней.
— Молодость, сынок! Безрассудная молодость. Я тогда без страха, подталкиваемый одним только азартом, ехал в логово самого опасного человека в стране. Не могу тебе сейчас этого объяснить, но меня тогда охватила какая-то эйфория и бесстрашие. Я почувствовал себя чуть ли не богом. Силы и энергия переполняли меня. А ведь у меня тогда еще не было сына, а я так сильно рисковал! Не знаю, смог бы я сейчас с моим опытом и знаниями проделать такое, хватило бы наглости и самоуверенности…
Отец глотнул из чашки чаю и снова замолчал.
— Что дальше-то было, пап? — прервал я затянувшееся молчание.
— Дальше? Дальше мы приехали в Главное управление СМЕРШа. Берия стал вызывать к себе одного старшего офицера за другим. Я скромно сидел в углу за столом и брал каждого входящего под свой контроль. Лаврентий Павлович ставил задачи, сыпал приказами, и через два часа изнуряющей работы я уже официально был офицером Главного управления контрразведки СМЕРШ. Моя личность была настолько засекречена, что никто даже не мог толком понять, кто у меня начальник, и кому я должен подчиняться. Помогло еще то, что управление только-только организовалось, и в системе был еще полный бардак и неразбериха.
Потом мы с Берией вернулись обратно в ресторан. Я дал установку, что через час он и его свита придут в себя и забудут обо всём, что здесь происходило. Затем поработал немного с троицей в зале, со швейцаром, одним официантом, который мне попался на глаза, и с гардеробщиком. Через час они гарантировано не могли вспомнить ничего, что связано с лейтенантом Смирновым или капитаном Струговым.
Отходил я потом после этого долго — перенапрягся. Две недели отлеживался на другой квартире, не ел, не пил, голова болела жутко, думал, с ума сойду. И потом всё никак не мог сосредоточиться на чём-нибудь больше одной минуты. Но когда пришел в норму, то понял, что поднялся во владении гипнозом на более высокий уровень. Вот такая вот история у меня связанна с этим кабинетом, сынок! Теперь ты понял, зачем я тебе Маргариту на помощь снарядил?
— Времена меняются, а цели остаются… так?
— Да, сынок! — отец кивнул и серьезно посмотрел на меня. — Программы эти никто никогда не сворачивал. Опыты над людьми ведутся до сих пор, и это факт. Уж я-то знаю! Наши умники сложили бы дважды два, разобрали тебя на органы, и меня бы не постеснялись.
Мы помолчали немного.
— Хороший ресторан! Вкусно здесь готовят, правда? Таких мест в Москве становится всё меньше и меньше, скоро на пальцах одной руки можно будет пересчитать…
— А ты не боишься открыто говорить о таких вещах да еще в ресторане?
Отец ухмыльнулся.
— В этом — нет! Он под моим ведомством и под моим патронажем. Официанта зовут Реваз, и он наш внештатный сотрудник — стукачок, проще говоря. И чтобы ты понимал, для него мы просидели весь вечер, смеясь и болтая о тех девушках, что так лихо выплясывают сейчас внизу. Понял?
После моего кивка он продолжил:
— А насчет прослушки, так тут всё проверяется в день по два раза.
— Значит, он под контролем был? — я взглядом указал на дверь.
— Ну да! Гипноз, сынок, великий дар нашего рода, и чем чаще ты им пользуешься, тем сильнее становишься. Правда, поначалу сил и здоровья это забирает немало.
— А у меня ничего такого нет. Как оно проявляется это умение, что для этого надо?
Отец как-то виновато посмотрел на меня.
— Ну, это полностью моя вина! И я ее исправлю в ближайшее время, обещаю! — отец допил чай и отодвинул от себя чашку. — Дело в том, что мужчины нашего рода начинают заниматься со своими детьми чуть ли не с пеленок, а у нас с тобой не было такой возможности, дед погиб, прадед перед началом войны покинул страну, уехал сначала в Швейцарию, а потом перебрался во Францию, так было нужно! Я же постоянно на службе и в командировках. После случая с твоим дедом лучше быть в самой системе и контролировать всё изнутри.
Отец вздохнул.
— Ну да ладно, всё исправим! Через пару-тройку лет занятий будет получаться не хуже, чем у меня. Да, и еще! Если бы со мной что случилось, то прадед взялся бы за твое обучение. Нашел бы способ перетащить тебя к себе. С нашими-то способностями это не великая проблема…
Отец вдруг резко замолчал, затем с интересом посмотрел на меня и спросил:
— А что ты чувствуешь, когда сильно злишься? Предметы расплываются перед глазами?
Я припомнил пару случаев, когда был вне себя от ярости.
— Да, было такое!
— Так! Давай сейчас проведем один небольшой эксперимент… Не против?
Я с готовностью кивнул.
Он похлопал себя по карманам, затем положил на стол спичечный коробок.
— Двинь его ко мне… мысленно!
Я был готов в этот вечер к чему угодно, поэтому, не удивившись просьбе отца, пристально уставился на коробок, пытаясь взглядом сдвинуть его с места… ну хотя бы на миллиметр! Ничего не происходило, но под строгим отцовским взглядом я усилил нажим. От невероятного напряжения по лицу заструился пот. В глазах потемнело, во рту пересохло, и появился соленый привкус крови. Я не сдавался и всё сильнее и сильнее давил взглядом на этот чёртов коробок.
И… о чудо! Коробок дрогнул и, развернувшись на столе, встал на ребро.
Я обессилено откинулся на спинку стула и тут же поймал на себе очень внимательный и в то же время радостный взгляд отца.
— Я так не умею, — огорошил меня отец.
— Как — не умеешь? — не понял я.
— Потому что не умею! В нашем роду почти никто так не умеет, и раньше толком не умел! Вот он — основной твой дар, Коля, не гипноз, а… ну, назовем его условно — телекинез!
Отец встал из-за стола и в волнении заходил по кабинету.
— Я вот могу держать под гипнозом до тридцати человек, могу делать с ними всё что захочу, но почти за девяносто лет моей жизни у меня не получилось сдвинуть этот хренов коробок с места ни разу! Ты понимаешь? А у тебя получилось с первого раза и без инициации! Ты это понимаешь?
Отец радостно засмеялся, громко хлопнув в ладоши.
— В нашем роду, Коля, это очень и очень редкая способность, настолько, что… а-а!
Он махнул рукой и склонился надо мной. Я же сидел без сил и глупо улыбался, глядя на него.
