За ужином царила веселая и непринужденная атмосфера. Дед много шутил, рассказывал разные курьезные истории из своей жизни во Франции. Нахваливал домашние блюда, делился какими-то своими кулинарными рецептами. Одним словом, был душой компании.
— А у вас есть дети? — тихо спросила Тамара Павловна.
Дед немного смутился и отложил в сторону салфетку.
— Был сын, погиб при исполнении служебных обязанностей, несчастный случай…
— Простите, не хотела вас расстраивать, — голос тёти Тамары слегка дрогнул.
Дед кивнул. За столом возникла неловкая пауза, затем посмотрев на меня, он улыбнулся.
— Зато у меня вон какой племянник! Наша порода! Клянусь тебе, Коля… пока жив, я передам тебе все свои знания и опыт! Обещаю!
Расходиться начали довольно поздно. Ближе к полуночи. Тётя Тамара пожаловалась на усталость и пошла к себе в комнату, которая находилась в нашем доме на первом этаже. Она так и не переехала к Петру, сославшись на то, что у того жена есть, а вот кто вовремя Колечку покормит, кто в доме за порядком следить будет, а? Вот, то-то и оно! Аргументы просто железные! Пётр, улыбаясь, на это только разводил руками.
Светлана — жена Петра, тоже отправилась к себе, а мы втроем еще задержались немного, решили докончить начатую за ужином бутылочку хорошего выдержанного коньяка, которую дед привез из Франции. За ничего незначащими разговорами просидели еще час.
Настоящий кабинет
Дед зевнул и потер глаза.
— Пойду, наверное, и я! Притомился что-то с дороги.
— Я провожу! — я поспешно встал из-за стола. — Петь, спокойной тебе ночи, завтра увидимся.
Мы зашли в апартаменты, которые раньше были отцовскими. Три комнаты. Большая гостиная обставлена дорогой мягкой мебелью, где аудио и видеосистема последнего поколения марки Beng Olafson занимала значительную часть стены. Солидный кабинет в английском стиле и огромный балкон, на котором отец любил проводить много времени независимо от времени года, поэтому там стояли два удобных дивана из плетеного ротанга, несколько кресел и журнальный столик. И не менее приличных размеров спальня. Ванная комната, соединенная с ней, имела хорошую удобную сантехнику и была отделана дорогой плиткой теплых тонов.
— А ничего так, уютно! — оценил дед. — А где настоящий кабинет?
— Пойдем!
В спальне подошли к одной из картин, украшающей комнату.
— Вот, смотри! — я аккуратно снял ее со стены. — Нажимаешь вот здесь, — я нажал пальцем рисунок на обоях, — слышал щелчок?
Дед утвердительно кивнул.
— Дальше! Теперь переходим вот сюда и открываем вот это.
Мы подошли к большому шкафу, вмонтированному в стену. Я открыл створки и указал на открывшуюся в боковине панель.
— Видишь вон тот маленький дисплей? Набираешь код: «Зов» английскими буквами, но произносить надо на нашем родовом языке.
Я проделал эту манипуляцию, и на задней стене шифоньера открылась еще одна электронная панель.
— Теперь, используя наш язык, также английскими буквами набираешь слово: «Вход».
Металлическая часть задней стенки шкафа, искусно отделанная под натуральное дерево, отъехала в сторону, открыв нашему взору массивную сейфовую дверь, ведущую в наш секретный кабинет. На внутренней боковой стенке светился небольшой дисплей с набором цифр.
— Подбери для себя код и пользуйся! — указал я на экран.
Дед одобрительно кивнул.
— Сильно мудрёно, но всё в духе времени. Одобряю!
Я пропустил деда вперед, а сам зашел следом.
— Никто не войдет? — забеспокоился он.
— Нет, не переживай! Когда открывается кабинет, блокируется дверь в апартаменты, — выдержав паузу, я добавил: — Очень надежно блокируется.
Кабинет представлял собой помещение в семьдесят квадратных метров без окон. Хорошая вентиляция не давала воздуху застояться, и поэтому было сухо, и в тоже время даже немного прохладно. На стенах в строгом порядке было развешано оружие наших предков. Посреди комнаты стоял массивный отцовский стол из нашей старой квартиры, два удобных кожаных кресла и между ними небольшой изящный столик.
Дед постоял с минуту, осматривая стены, затем взгляд его остановился на старой кавалерийской сабле в потертых деревянных ножнах. Он медленно подошел к ней, мелко подрагивающими пальцами снял ее со стены и улыбнулся краешками губ. Затем вернулся к креслу и присел на край. Бережно положил саблю себе на колени и любовно погладил ножны.
— Родная моя, — тихо прошептал он, — вот и свиделись!
Я стоял, не шевелясь, боясь испортить момент.
Дед вытащил клинок до середины, прикоснулся губами к лезвию из дамасской стали, прикрыл глаза и… сорвался с места безумным вихрем, переходя из одной позиции в другую, нанося молниеносные удары по воздуху. Клинок при этом гудел, создавая вокруг деда стальной непробиваемый кокон.
Всё прекратилось так же резко, как и началось.
Глаза деда сияли, он глубоко дышал полной грудью и счастливо улыбался, нежно поглаживая широкой ладонью хищный клинок.
— Я с ней еще Наполеона по Смоленским лесам гонял… партизанил!
Радостно улыбаясь, он повесил саблю на место, любовно погладив напоследок ножны, и развернулся ко мне.
— А ты как сюда попадаешь? Тоже через мою спальню?
— Нет, что ты! Смотри как!
Я подошел к противоположной стене, совсем немного поднапряг возможности своего дара и открыл незаметную дверь в свою спальню.
— Это то, о чём мне твой отец рассказывал? Ну ты и силен! — восхищенно выпалил дед.
— Да, эту дверь можно открыть только при помощи телекинеза и никак иначе! Так что вот как-то так!
Дед уютно расположился в кресле, закинув ногу на ногу, и внимательно посмотрел на меня.
— Расскажи мне про свой сон! Твой отец говорил, но только в общих чертах. Сказал, что ты расскажешь обо всём более подробно.
Я подошел к столу, достал из тайника Родовую книгу и присел в кресло напротив деда.
— Не знаю, говорил тебе отец или нет, но меня во время службы на границе сильно покусали ядовитые змеи. Яд гюрзы смертелен для обычного человека, если вовремя не оказать медицинскую помощь, но мне повезло! Я уже одной ногой стоял по ту сторону, но меня тогда спас друг из моего наряда. Когда приходил в себя, мне явилось видение, будто бы я не могу доплыть до скалистого берега, отчаянно пытаюсь это сделать, но выбиваюсь из сил, и меня тащит на дно. На грани потери сознания от удушья отчетливо вижу отпечаток трехпалой ладони на выступе подводной скалы. Возникает непреодолимо дикое желание приложить руку, и потом всё… я очнулся в больничной палате с капельницей в вене. С тех пор этот сон приходит ко мне каждую ночь. Иногда он немного меняется, но смысл всегда остается один и тот же — это скалистый берег и трехпалый отпечаток на подводной скале, и я всегда во сне терплю невыносимые муки от нехватки воздуха. И еще вот что я заметил — с каждым годом мое желание приложить свою руку к отпечатку постоянно растет, и я теперь почти не барахтаюсь в воде, а меня сразу тянет на дно к тому месту!
