Но так нельзя.
Ради его же блага он должен забыть о так приглянувшейся ему медсестре, девушке, которую целовал в доме друзей. Потому что нет больше той девушки.
Она погибла и осталась там. И теперь мысли, которые были столь приятны, кажутся грязными. Такими, что хотелось помыться.
Я надеюсь, наш батюшка отчистит меня от них. И от тех, что стали мучать ночами.
Отчистит меня от порочных, темных желаний, что вызывает во мне Руслан и его настойчивость.
Я не смогу его забыть, но мне хочется думать о нем в светлом ключе, а не представлять, что это он меня тогда…
Это некрасиво по отношению к нему. Это нечестно. Ведь я должна быть чиста в своих помыслах.
Возможно, если я расскажу все батюшке, меня отпустит. Мне станет легче дышать. Я перестану желать выйти на улицу и стремглав мчатся к Руслану.
Упасть к ногам и умолять его взять меня, такой вот. Нечистой. Любой. Только взять. Только сделать своей.
Но я не переживу, если увижу в его глазах отвращение, ведь три месяца назад я привлекла его именно своей чистотой. Ангелом называл, а сейчас для меня это выглядит жесткой насмешкой.
Мне хочется, чтобы он помнил меня ту, хорошую, незапятнанную. А не эту, неподходящую ему ни по одному из пунктов.
Мне нужно вычеркнуть его из своей жизни, из головы, сделать так, чтобы он позабыл обо мне. Начал жить своей жизнью, в которой нет меня.
Он сможет, я уверена.
В госпитале необычная тишина. Она даже оглушает. И я, набрав в легкие воздуха, несмелым шагом иду в молебен. Готовая во всем сознаться.
Батюшка стоит ко мне спиной и смотрит на свечи, что ставят за здоровье родных прихожане. Только это не Николай.
Тот гораздо ниже и худее. А этот крупный. Только немного уступает в росте Руслану.
Это неправильно. Даже Батюшка вызывает у меня мысли нём, о нет.
Потому что в голове моей поселился и уходить оттуда не собирается, как бы я его не гнала. Он внутри — в моем сердце.
Я подхожу к нему очень близко, невольно испуганная странной темнотой, что от него исходит.
Хмурюсь и хочу уйти. Инстинкты взбушевались, по телу пронесся холодок. Даже делаю шаг назад, думая развернуться и убежать.
Но перебарываю себя. Мне это нужно. Прочь сомнения. Я должна отпустить себя.
Мне нужно все рассказать божьему человеку. Я не смогу жить с этим одна. Этот блуд, что тянет меня на дорогу порока, не должен путать мое сознание.
Тем более, что это скоро станет запретным желанием. Желанием чужого мужа.
— Батюшка? — зову его тихо. — Я хотела бы исповедаться.
— Во славу творца, дочь моя, я слушаю тебя, — говорит он тихо и меня корежит от его голоса, но я спрашиваю…
— Не видела вас… Зовут?
— Отец Вячеслав, дочь моя. Рассказывай, что у тебя на душе и я помогу. Освобожу твою душу.
Не по себе становится. Страх ползучей тварью разгуливает по телу, забирается внутрь и жалит.
Я сглатываю, переводя взгляд с закрытых глаз Вячеслава на огонь свечи.
Вытираю потные ладони о юбку и откашливаюсь, собираясь с мыслями.
Так легче. Легче смотреть в огонь и не думать. Просто говорить.
Говорить о Руслане. О моих запретных чувствах к нему.
О том, как они меня пугают, потому что после событий, произошедших в плену, я не должна это чувствовать.
Я боюсь этого, но страстно желаю принадлежать Руслану.
Желаю стать для него кем угодно. Желаю служить ему как Богу. А ведь это еще один грех.
Не сотвори себе кумира.
Я предаю создателя, пылая такими похотливыми фантазиями.
Здесь мне становится тяжело дышать.
Я облизываю губы. На миг открываю глаза и замечаю быстрый взгляд Вячеслава.
Но продолжаю.
Я рассказываю о том, как хочу получить от него хоть толику той одержимой страсти, которой пылают его глаза.
Хочу гореть, как пламя вместе с ним долгими ночами в нашей постели.
И... Как хочу порой разозлить его и вынудить на насилие, чтобы перекрыть то, что я пережила.
— Я не должна показывать ему этого. Я должна отпустить Руслана. Но для этого прошу отпустить мне мои прегрешения, — заканчиваю я свою заполошную речь и выдыхаю.
Открываю глаза и, перекрестившись, поцеловала святой лик, что находился рядом с подставкой для свеч, поворачиваю лицо.
И отшатываюсь, когда натыкаюсь на поистине злой взгляд. Передергивает.
— Так значит Руслан Измаилов тебе не муж, — говорит мужчина грубым голосом, проходясь по моему телу сальным взглядом.
Осознание в момент острыми иглами врезается в голову, пробуждая ужас, что туманит рассудок.
— Вы не священник, — поражено застываю, делая новый шаг назад и быстро оглядываюсь.
Никого. Молебен пуст, а дверь на улицу, кажется, закрыта.
Я в ловушке. Снова.
— Как ты могла такое подумать, дочь моя… — поворачивается он ко мне всем телом и только замечаю, что ряса ему мала, и носы белых кроссовок выглядывают из-под нее.
— В вашем взгляде похоть. Где Отец Николай?
Мужчина. Лысый, уродливый. Облаченный в ужасающую энергетику зла и жестокости.
Я уже видела ее, знакома с ней хорошо. И надеялась никогда больше не встретить.
Вячеслав поднимает глаза и возносит руки к небу.
— Теперь он в лучшем мире. Я был его проводником в рай, а для тебя стану проводником в ад, моя прелесть, — говорит он, облизнувшись, и делает уверенный шаг по направлению ко мне. — Ибо мысли твои грешны и порочны. И очень мне нравятся. Я сделаю все то, о чем ты так молишь.
В голове пульсирует. Боль пронзает тело. Паника подбирается ядовитой змеей. Кусает резко. Болезненно.
— Нет! — в ужасе кричу я. Бросаюсь к двери. Дергаю на себя ручку. Раз, второй.
Поддаётся за долю секунды. Свобода! Успеваю выбежать, хочу закричать о помощи, но тяжелая рука хватает меня за плечо. С треском досок впечатывает в деревянную стену, выбивая из меня весь кислород.
Сердце давно готово сломать рёбра и выпрыгнуть из груди. Раз… Два… Нет, не надо!
Считаю секунды до моей погибели. Взгляд лже-священника не предвещает ничего хорошего.
— В этом есть что-то сакральное. Трахаться возле церкви. Почти что венчание… — гадко улыбается и приближает свое лицо. Обдавая гнилостным дыханием.
Глава 24
Голова вскипает. Чем дальше, тем хлеще. Мне нужно снять это напряжение, что сковало все тело.
