У Холда дёргается кадык, но в следующую секунду он усмехается:
— Ты не задеваешь, а ласкаешь, Львёнок.
Я одёргиваю руку, на что Холд тихо смеётся, и спрашиваю:
— И всё-таки, зачем ты дерёшься, Дилан?
— Деньги, — коротко отвечает он.
— Они нужны... чтобы заботится о Сэме? — предполагаю я.
— В том числе, — нехотя выдыхает Холд.
— Ваш отец...
— Ему плевать на Сэма, разве, не поняла ещё? — холодно спрашивает Холд, отвернувшись в сторону. — Мой брат живёт в трейлерном парке, пока это ничтожество наслаждается удобствами своего пентхауса.
— Прости, я не...
— Единственное о чём он заботится в плане Сэма, так это о том, чтобы ни одна душа не узнала о его существовании. Хорош мэр, не находишь?
— Моя бабушка терпеть его не может, — тихо замечаю я. — Жаль, что он и как отец ужасен.
Дилан вновь смотрит на меня, и в глубине его глаз тлеет что-то тёмное. Что-то ужасное. И... болезненное.
По моей коже бегут зябкие мурашки, а Дилан глухо выдыхает:
— Ты и представить не можешь насколько он ужасен, Львёнок.
— Мне... жаль, Дилан, — тоже выдыхаю я.
— Разумеется, — жестоко усмехается он, а его глаза вновь полны ледяного холода.
Я понимающе киваю и делаю шаг в сторону, чтобы отойти, но Холд ловит мою кисть горячими пальцами:
— Извини, Лейн. Ты здесь ни при чём.
— Об этом я тоже жалею, — вздыхаю я, глядя куда-то поверх его плеча. — Так что и ты меня извини, Дилан.
— Тебе не место в том мраке, в котором я живу, Бонни.
— Даже, если я, возможно, стану в нём светом? — заглянув в его глаза, шепчу я.
— Станешь наверняка, — криво улыбается он, касаясь ладонью моей щеки. — Пока тьма не поглотит и тебя.
— Вдвоём в ней не так страшно, верно? — неловко улыбаюсь я.
Лицо Холда мрачнеет, на скулах выделяются желваки, взгляд напряжён до предела. В нём горят сомнения, желание и страсть, которую он пытается сдержать. От холодна не осталось и следа.
Лёд растаял.
Я больше не слышу тишину, потому что в ушах звенит растревоженная кровь и долбит на всей скорости собственное сердце.
— Ты пожалеешь об этом, глупый и смелый львёнок.
Так вот откуда такое прозви...
Мысль обрывают чужие губы, жадно впившиеся в мои.
Глава 15. Ронни: свидания с тобой — это что-то с чем-то
Меня бесит, что Бо садится в машину такси с Холдом, но выбора нет. Игра — есть игра.
Поворачиваюсь к Коллинз, чтобы отвлечься, и заодно снимаю с пальцев кастет, возвращая его в карман куртки. Смотрю, как порыв ветра отбрасывает волосы с лица Мелиссы, и спрашиваю:
— Почему Холд зовёт тебя «Мэл»?
Коллинз коротко сужает глаза, словно не понимает о чём я, а затем, кивнув, пожимает плечами:
— В младшей школе никто не хотел выговаривать моё имя целиком.
— Так ты знаешь Холда аж с младшей школы?
— Не то, чтобы знаю, — обнимает она подушку. — Дилан и в детстве не отличался общительностью.
— Ясно, — бросаю я и разворачиваюсь по направлению к своей машине. — Пойдём, я припарковался за углом.
— Вообще-то, Лейн, — через полминуты догоняет меня девчонка, — домой я не собираюсь.
Я останавливаюсь, Мелисса тоже, и вопросительно смотрю на неё. Девчонка сомневается мгновение, затем выдыхает, сдаваясь:
— Ладно. Раз тебе всё обо мне известно... Хочу воспользоваться выпавшей возможностью и сделать один заказ. На рисунок.
— Вот как, — удивлённо хмыкаю я. — Ладно, я составлю тебе компанию.
— Что? Нет, Лейн, это не обязательно, — противится невинный цветочек. — Я работаю в одиночестве.
— Брось, Коллинз. На машине удобней, чем пешком.
Коллинз задумчиво закусывает нижнюю губку, что откликается во мне желанием самому проверить на зуб упругость её губ, и признаёт негромко:
— Здесь ты прав... — Она смотрит мне в глаза: — Хорошо, но обещай, что не будешь лезть под руку.
— Слово скаута, — усмехаюсь я, возобновляя движение.
— Ты был скаутом?
— Нет, но звучит надёжно, правильно? — смеюсь я. — Ладно, поговорим о насущном. На тебе пижама или это такой купальный костюм?
— Ага, а подушка — разновидность плавательного круга, — закатывает она глаза.
— Расскажешь, что случилось? — с улыбкой прошу я, открывая дверцу машины.
Коллинз бросает подушку на заднее сидение, садится на пассажирское и тянется к ремню безопасности:
— Я понимала, что меня хотят надуть, но мама Маргарет увидела липовое приглашение на пижамную вечеринку и очень обрадовалась тому, что у меня появились подруги. У них с отцом Коллинзом бзик по поводу моего общения вне дома.
— То есть, — завожу я двигатель и говорю громче, — они тоже не знают о другой стороне твоей жизни?
— Разумеется, нет. Для них я, в первую очередь — примерная девочка.
— Выходит, я один знаю, кто ты на самом деле? — самодовольно улыбаюсь я.
— Нравится быть избранным? — язвит она. — Прости, но не получится.
— Жаль, — легко соглашаюсь я и сворачиваю машину на 16-ую улицу. — Едем в пещеру Бэтмена?
— Бэтвумен, в таком случае, — тихо смеётся она. — Да, спасибо, Лейн.
На то, чтобы заехать за баллончиками с красками и добраться до нужного Коллинз адреса, уходит примерно полчаса. Всё это время мы с Цветочком шутливо препираемся, от чего я ловлю настоящий кайф. Мне нравится быть с ней самодовольным, потому что ей удаётся осадить меня таким образом, какой непременно вызывает у меня улыбку.
Лезть в карман за словом ей точно без надобности, словно сарказм и язвительность — её врождённые качества.
Я въезжаю на узкую улочку под названием Палома Корт, где по сторонам теснятся разномастные жилые домики, и, добравшись до её конца, сворачиваю вправо на Спидуэй. Отсюда до океана буквально рукой подать. В тишине ночи я слышу, как шумят волны.
— Останови вон у тех гаражных ворот, — просит меня Коллинз.
Я смотрю вперёд, на кирпичное знание пляжного кафе, и раздумываю над тем, кто и что заказал у Коллинз. А главное — как?
— Как ты принимаешь заказы, Мелисса? — заглушаю я двигатель.
Цветочек придирчиво разглядывает двухэтажную серую стену в паре ярдов от нас напротив здания кафе и пожимает плечами:
— Через посредника.
Она выходит из машины, подхватывает с заднего сидения коробку с баллончиками краски и идёт к той стене, которую только что рассматривала. Я выхожу следом.
