Вспоминается утро, школьная парковка и то, как я снова сбежала, сломя голову, почувствовав на себе хорошо знакомый тяжёлый взгляд.
— Я знал, что ты пожалеешь, но не думал, что так скоро, — наконец прерывает молчание Холд.
— Дилан, я... Извини меня, — едва слышно шепчу я. — Я не жалею, просто...
— Избегаешь, я заметил. Только не ясно зачем пришла сюда.
— Я не догадывалась куда иду. Предполагалось, что в музыкальный класс.
Я наконец решаюсь поднять глаза и замечаю, как на губах Холда появляется и исчезает улыбка. А его глаза почему-то становятся почти чёрными. Моё сердце ухает вниз, когда Дилан делает шаг ко мне. Он приподнимает мой подбородок двумя пальцами и долго всматривается в мои глаза.
Мне кажется ещё секунда, и я умру на месте от невыносимой тревоги ожидания.
— Хорошо, — кивает Дилан, опуская взгляд на мои губы. — Попробуем ещё раз.
Он набрасывается на мои губы одновременно с тем, как подхватывает меня на руки. Я цепляюсь руками в его шею. Спина врезается в стену, но я не чувствую боли, потому что меня с головой накрывает волна испепеляющего жара. Кружится голова. В ушах звенит горячая кровь. Я отвечаю на поцелуй с теми же рвением, жадностью и отчаянием, с какими меня целуют.
Нам обоим не хватает дыхания...
Дилан отрывается от моих губ и обжигает своими кожу моей шеи. Я выдыхаю стон. Он держит в меня в своих руках так крепко и тесно, словно желает быть ещё ближе. Жар наших объятий буквально сводит меня с ума. Я снова сгораю в сладко-болезненной лихорадке.
А в следующее мгновение в обезумевшее сознание врывается чужой голос:
— Что здесь... А-а-х... Прекратите это безобразие немедленно!
Теперь меня накрывает волна страха, смешанная со стыдом, я распахиваю глаза и вижу покрасневшее от злости лицо директора, а у моего уха звучит рык Дилана:
— Чёртов Гарсия.
Холд ставит меня на ноги и берёт за руку, пока директор продолжает свирепствовать:
— В мой кабинет! Оба! Сейчас же!
Я поднимаю испуганный взгляд на Дилана и поражаюсь тому, что он улыбается. Но, очевидно, страх в моих глазах стирает с лица улыбку, а его пальцы сжимают мои крепче.
— Бояться нечего, Львёнок.
Я хочу ему верить, потому киваю, и мы отправляемся вслед за подпрыгивающим через шаг от напряжения директором.
У входа в канцелярию Гарсия останавливается и открывает двери, пропуская нас вперёд. Женщина в медицинской форме, стоящая у стойки миссис Чанг, оборачивается на звуки и удивлённо приподнимает брови, глядя на Холда. Миссис Чанг поднимается на ноги, завидев директора:
— Мистер Гарсия...
— Чудесно! — перебивает он своего секретаря. — На ловца и зверь бежит! Вы двое — садитесь, — указывает он нам с Холдом на сидения. — А вы, мисс Грин, будьте добры пройти в мой кабинет. У меня к вам серьёзный разговор по поводу вашего сына.
Женщина опускает взгляд на наши с Дилоном сцепленные руки и, спрятав улыбку, кивает.
Выходит, она — мама Дилана?..
Боже, как стыдно!
Я аккуратно высвобождаю свою руку, падаю на сидение и прячу горящее лицо в ладонях. Безумно хочется плакать.
Рядом присаживается Холд:
— Перестань, Львёнок, мы не сделали ничего плохого. Просто Гарсию бесит, что мы целовались в святая его святых, вот и всё.
— Но что подумает обо мне твоя мама? — глухо каюсь я. — Она же решит, что я...
— Ты её не знаешь, — холодно обрывает меня Холд. — Поэтому не берись судить о её мыслях.
Меня обмывает новая волна стыда, я беру себя в руки, выдыхаю и нахожу пальцами своё колечко. Смотрю на Дилана:
— Твоя мама работает в больнице?
— Да, врач отделения первой помощи. — Дилан закидывает руку на спинку позади меня, а пальцами второй перехватывает у меня колечко. Я вздрагиваю, когда его пальцы задевают мою кожу. — Что оно для тебя значит?
Я опускаю глаза и отвечаю тихо:
— То, что одно время у меня было счастливое детство.
— Оно из пластика. Какой-то детский игрушечный набор?
— Жвачка, — улыбаюсь я. — Последние угощение от папы.
— Сколько тебе было, когда он умер?
Я смотрю на Дилана, он продолжает разглядывать колечко, и не ясно о чём он думает.
— Восемь, — отвечаю я. — Его вызвали на работу, но я не хотела его отпускать, и тогда он вынул из кармана пиджака этот наборчик — у него всегда находилось что-нибудь из сладостей для нас с Ро — и пообещал, что вернётся ещё до того, как из жвачки исчезнет вкус — так это будет быстро. Я начала её жевать тут же. А папа, смеясь, надел колечко на мой палец и сказал: что пока его нет, оно будет меня охранять. С тех пор я с ним не расстаюсь. Думаешь, это глупо?
— Не думаю.
Дилан поднимает на меня глаза и смотрит так пристально и понимающе, что у меня в горле собирается ком. Я зажмуриваюсь и бросаюсь на его грудь, обнимая за талию. Холд напрягается. Замирает, словно не знает, что делать в такой ситуации. Или же... ему не приятно. Но спустя пару секунд он выдыхает и прижимает меня к себе ещё сильней, касаясь губами моей макушки.
Безумно приятно и спокойно.
Кто-то тактично кашляет, и я резко отстраняюсь от Дилана.
— Мама, — сухо кивает женщине он, вытягивая ноги и скрещивая руки на груди.
Само равнодушие и спокойствие.
Я осторожно смотрю на мисс Грин, она мне улыбается и протягивает руку:
— Не будем ждать, пока мой сын представит нас друг другу. Тем более, нас заочно познакомил мистер Гарсия. Меня зовут Элина, Бонни.
— Рада знакомству, — тихо говорю я, пожимая её руку.
— Итак, вы двое поступили безрассудно и некрасиво, по словам директора, и я вынуждена провести с вами серьёзную беседу. Как на счёт обеда в нашем доме, Бонни?
Не могу понять: она говорит серьёзно или так шутит?
— Я...
— Мам, не стоит, — не одобряет её идею Холд.
Элина Грин делает шаг вперёд и говорит напряжённым шёпотом:
— Чистое везение, что в этот момент я оказалась здесь, иначе Гарсия уже вызвонил бы твоего отца, как он любит это делать. Поэтому будь хорошим мальчиком, и позволь мне познакомиться поближе с этой милой девочкой. Я ведь не прошу слишком много, верно?
Я не знаю, почему этой женщине так важно со мной познакомиться, но чувствую это по её интонации и вижу желание этого в её тёмных, как у Дилана, глазах.
Она переживает, что сын ей откажет.
— Я с удовольствием приду к вам на обед, мисс Грин, — скороговоркой выдаю я.
