Не понимает, что и без пресловутой любви, можно наслаждаться жизнью.
Что я ей и демонстрирую, притянув к себе и завладев желанными губами.
А следом опрокидываю нас на кровать.
Я теряю счёт времени, упиваясь отзывчивостью девчонки. Мне нравится думать, что сегодня мы не зайдём далеко, и при этом изводить нас обоих. Ласкать её трепетное тело. Долго целовать. Слушать её тихие стоны и мольбы остановиться. Игнорировать их. И начинать всё сначала.
Впрочем, иногда мы разговариваем и смеёмся.
К слову, долгая прелюдия никогда не была моей сильной стороной. Но Лейн не похожа на тех, с кем я имел дело раньше, потому я испытываю настоящее удовольствие от новизны собственных действий и ощущений.
До тех самых пор, пока в дверь не стучит мать.
— Дилан, уже слишком поздно, как бы бабушка Бонни не потеряла свою внучку, — глухо звучит из-за закрытой двери.
— Боже, который сейчас час? — шепчет Львёнок, по-настоящему испугавшись. — Если я не успею домой до одиннадцати...
Я заставляю себя сесть, помогаю сесть и взволнованному Львёнку и смотрю время на телефоне.
— Вызову тебе такси, — киваю я, открывая приложение.
Но как же не хочется её отпускать.
Я наблюдаю за тем, как Лейн пытается привести себя в порядок, и раздумываю над тем, что я совсем не против подождать, как можно дольше. Словно в моём существовании вдруг появился смысл...
— Дилан... — выдыхает Бонни, прервав мои размышления. Снова теребит колечко. — Ты и я... Мы... встречаемся? Как пара?
Я усмехаюсь:
— Если хочешь.
— Но... Как ты сам видишь наши отношения?
— Они есть, и мне этого достаточно, Львёнок. Тебя что-то смущает?
— Нет, — в разрез своим словам кивает она, а затем выдыхает, улыбнувшись: — Такси приехало.
Я отключаю раздражающий сигнал на телефоне и поднимаюсь на ноги, чтобы проводить свою гостью. Мама присоединяется к нам в холле. Они с Бонни обнимаются на прощание, обе выглядят смущёнными, но по разным причинам. Меня веселит причина смущения Лейн.
Львёнок улыбается мне, прежде чем сесть в машину такси.
— С ней ты совершенно другой, — с долей грусти в голосе замечает мама.
Я смотрю на неё и бросаю, перед тем как вернуться в свою комнату:
— Она меня не разочаровывала.
Глава 19. Мелисса: мне страшно...
— Месса превосходная, отец Коллинз, — восторгается один из прихожан. — Премного благодарен вам. Но у меня появился один вопрос.
— Слушаю вас, — добродушно предлагает священник.
Мама Маргарет тоже навостряет ушки, а вот я напротив — перестаю слушать вовсе.
Такие вот разговоры после службы — обычное дело, которое давно перестало меня интересовать. Если вообще интересовало.
Я бездумно прохожусь взглядом по улице, подмечаю тона цветов домов и деревьев под светом полуденного солнца и давлюсь собственной слюной, когда вижу Ронни. Он стоит у своей машины на другой стороне улицы, скрестив руки на груди, и нагло и широко улыбается. Я начинаю кашлять.
— Детка, ты в порядке? — осторожно трогает меня за плечо мама Маргарет.
— Да, — сиплю я. — Я отойду на минутку, хорошо?
— Конечно.
Я за считанные секунды перехожу улицу — так сильно меня возмущает его присутствие. Или озадачивает. Или радует...
Не знаю!
Но шиплю я ему в лицо очень даже убедительно:
— Что ты тут делаешь, Лейн?
— У нас третье свидание, Коллинз, — равнодушно жмёт он плечами. — И начинается оно прямо сейчас.
— Что?..
Ронни открывает дверцу со сторону пассажира и приглашающе ведёт рукой на сидение:
— Давай, Цветочек, запрыгивай.
Я скрещиваю руки на груди:
— Что из моих слов: у нас не выйдет с тобой увидеться раньше, чем закончится мой семейный воскресный обед, тебе не ясно?
— Будет следующее воскресенье, где ты вновь сможешь играть роль послушной девочки пред своими опекунами. А сегодня побудь плохой. Разве, тебе самой не хочется?
Я непроизвольно смотрю в сторону «родителей» и тревожно щипаю запястье. Вряд ли один пропуск семейного обеда как-то плохо отразится на моей дальнейшей жизни в доме священника. Зато, начиная с этого момента, я могу приятно проводить время...
Вновь смотрю на Ронни, на его лукавую улыбку и голубые глаза, в которых горит вызов.
Дьявол-искуситель, как он есть!
— Решайся, Цветочек, — таинственно шепчет этот невозможный парень. — Живём один раз...
А ведь правда.
Я резко выдыхаю и сажусь в машину. Сердце отчаянно барабанит.
Ронни самодовольно улыбается, пока идёт к водительскому креслу, а я ловлю на себе взгляд мамы Маргарет... Сглатываю.
Звук мотора вынуждает меня вздрогнуть, отец Коллинз тоже видит, что я уезжаю, брови мамы ползут вверх. Она дергается в мою сторону, но её руку ловит священник, удерживая на месте. Что-то говорит ей на ухо.
Я смотрю на них обоих и произношу одними губами:
— Простите...
Мама выглядит обескураженной, а вот отец... Отец Коллинз мне подмигивает!
Я мгновенно расслабляюсь и тихо смеюсь, когда мы отъезжаем от церкви.
— И куда мы едем? — спрашиваю я у Ронни.
Мои волосы треплет ветер, я собираю их в хвост и поворачиваюсь к Лейну: он, не отрываясь, смотрит на меня. А должен смотреть на дорогу!
— Лейн!
— Да, — поворачивает он голову к дороге впереди. — Просто ты с каждым днём становишься всё красивей. Хочешь нас угробить?
— Какой же ты дурак, — закатываю я глаза, пока моё лицо горит от смущения.
Вспоминается его пятничная записка в школьном шкафчике, которых у меня уже целое собрание:
«И если бы только при каждой мысли о тебе вырастал цветок, я мог бы бродить по своему саду вечно.»
Может быть так, что этот несносный парень, красивый и умный к тому же, действительно в меня влюблён?
А я? Я могу в него быть влюблена?..
Я откидываюсь головой на спинку сидения и смотрю на Лейна. Кажется, я уже давно привыкла к его постоянному присутствию в своей жизни. Он знает обо мне всё. Ну то есть практически всё. И общаться с ним безумно легко. А когда он подходит слишком близко... Нет, то, что я чувствую в такие моменты: волнение, тревогу, предвкушение — не могут быть чувствами друга к другу.
Здесь что-то большее. И так было с самого начала. С самой первой глупой романтической записки в шкафчике.
