— Уверена?
— Более чем! — злится она. — Да ты на себя посмотри! Или на меня! Играем с судьбами живых людей! Разве, Дилан, или кто другой, может быть хуже нас с тобой?
Я морщусь, чувствуя что-то вроде стыда, и признаю:
— Ты права на счёт того, что мы поступаем плохо.
— Правда? — мгновенно остывает Бо, в её глазах появляются слёзы. — Значит... Мы отменим... отменим спор?
— И ты прекратишь общаться с Холдом? — спрашиваю я сквозь зубы.
— А ты оставишь в покое Мелиссу? — холодно интересуется она в ответ.
Мы молчим, терзая друг друга напряжёнными взглядами, и одновременно отворачиваемся, чтобы произнести вместе:
— Нет.
В комнате повисает тишина.
Оставить Мелиссу в покое? Ни за что и никогда. Думал ли я, что так будет, когда всё начиналось? Нет, конечно. Я был самонадеянным идиотом. Но теперь моя симпатия к Цветочку — непреложный факт. Я узнал её, узнал себя с другой стороны, и мы с ней... Мы, чёрт возьми, отличная пара! Я не откажусь от этого по доброй воле.
Вероятно, с Бо случилось тоже самое?
Я смотрю на свою сестру. Она необыкновенный человек: трогательная, добрая, умная, усердная и красивая. Со своими причудами, конечно, но кто вообще без них? Так почему именно она не может быть той, кого мерзавец-Холд будет по-настоящему ценить?
Очевидных причин нет.
Да и сама Бо уверяет меня в том, что Дилан лучше, чем кажется.
Ему же и будет хуже, если она ошибается. Я об этом позабочусь, при необходимости.
— Ладно, — киваю я. — Сдаюсь.
Бо коротко улыбается и смотрит на меня:
— И я сдаюсь.
— Это что-то новенькое для нас, да? — усмехаюсь я, чувствуя себя так, словно освободился от бремени.
— Иногда, нужно проиграть в одном, чтобы выиграть в другом, — философски замечает она, а затем выдыхает: — Как камень с души. Если честно, меня эта ситуация жутко терзала. Я почти сошла с ума.
— Холд настолько хорош? — подразниваю я её.
— Заткнись, — толкает она меня в плечо своим, улыбаясь. — По мороженному?
— Пошли, — киваю я и поднимаюсь на ноги, затем помогая подняться сестре.
Мы обнимаемся и, перешучиваясь, направляемся на первый этаж.
— Ты слышал? — вдруг спрашивает Бо, когда мы проходим мимо комнаты Агаты. — Словно что-то упало...
— Ба снова уснула в гостиной с книжкой в руках? — предполагаю я.
— Если только с Большой энциклопедией.
Бо прибавляет шаг, сворачивает в гостиную и замирает как вкопанная. А затем удивлённо произносит то, отчего я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, поборов чувство страха:
— Мама?..
Я догоняю сестру и вижу мать, вальяжно рассевшуюся на диване. Она курит, стряхивая пепел на пол. За мешковатой одеждой не видно живота.
— Какого...
— Что ты тут делаешь? — тревожно интересуется у неё Бо. — У тебя же запрет на приближение к этому дому...
— Спроси у Ро, — усмехается та, выпуская изо рта струйку дыма. — Это из-за него Стивен от меня свалил.
Сестра вопросительно смотрит на меня, я морщусь и бросаю матери:
— Проваливай отсюда.
— Не-не, так не пойдёт, мой мальчик. Ты виноват, что я осталась без денег, а мне, между прочим, надо что-то есть, чтобы ваш братик или сестрёнка рос здоровеньким.
Твою ж...
— Наш... что? — бледнеет Бонни, во все глаза глядя на мать.
— О Боже, Ро тебе не сказал? — криво улыбается мать и показывает на свой раздувшийся живот: — Такая чудесная новость, а ты не в курсе, Бо. А я ещё думаю: почему же моя дочурка всё не приходит? Неужели, зазналась настолько, что не хочет поздравить собственную мать?
Бо вновь смотрит на меня. В глазах один большой вопрос: это правда? Она правда беременна? Или это ужасный розыгрыш?
Я и сам так думал по началу. Знаю, что она чувствует.
Я киваю, и у Бонни подкашиваются ноги. Ловлю её за плечи и шепчу:
— Прости, Бо, я не знал, как тебе сказать...
Теперь в её глазах вспыхивает злость. Болезненная злость. Это значит, что она ни за что меня не простит. Уж точно не скоро.
Моя мать — чёртова стерва!
— Как ты мог... — шипит сестра.
— В общем, дайте мне денег, и я свалю отсюда, — заявляет тем временем мать. — Захотите — навестите нас с малышом потом.
Бонни вырывается из моих рук и делает шаг ближе к дивану:
— На каком... на каком ты месяце, мама? Наблюдаешься у врача? С ребёнком всё хорошо, он здоров?
— Ой, что ему будет? — отмахивается та, туша окурок в стеклянной вазе с конфетами. — А этим врачам только денег отстёгивай!
— Ты куришь! — словно только сейчас замечает Бо. — И ты... Ты же бросила наркотики?! Умоляю, скажи, что ты их бросила ради ребёнка!
Пустая надежда сестры бьёт меня, словно ножом в грудь. Зазубренные края лезвия врезаются в рёбра, крошат кости. Как она смогла сохранить в себе веру в людей, после того, что мы с ней прошли? Эта черта в ней: чудо или проклятье?..
Мать морщится:
— Не истери, Бо.
— Не видишь? — глухо спрашиваю я. — Она и сейчас не трезвая.
— А ты вообще замолчи! — кричит мне сестра со слезами в глазах. — У тебя была возможность говорить, но ты решил молчать, вот и продолжай в том же духе!
Я опускаю глаза: я хотел сказать, точнее спросить совета. У бабушки. Но так и не нашёл подходящего момента.
Кстати...
— Где Агата? Это же она тебя впустила?
Мы оба с Бо смотрим на мать, сестра спрашивает едва слышно:
— Ты же с ней ничего...
Я бросаюсь вперёд:
— Что ты с ней сделала?!
— Да не трогала я вашу бабку! — откланяется та на спинку дивана. — Она ушла на кухню и пропала. Видимо, осмысливает своими старческими мозгами моё интересное положение.
Мать усмехается, а Бо уже летит по направлению к кухне. Я бросаюсь следом.
Агата лежит на полу...
Бонни падает на колени возле неё, обхватывает ладонями её лицо, а затем смотрит на меня. Лицо бледнее мела, а в глазах... В глазах застыл тот же ужас, что льдом сковал моё нутро.
— Она... она без сознания, Ро... — шепчет сестра, едва не рыдая. — Нужно срочно вызвать «скорую»! Ро! Пожалуйста, не стой столбом!
Я беру себя в руки, подхожу к сестре и отодвигаю её в сторону:
— На машине быстрей. Выгони её из гаража. Давай, Бо, поторопись.
