— Ну да, она ещё и водит не плохо, — ворчит Гилл.
Я улыбаюсь, глушу двигатель и вынимаю ключ из замка зажигания:
— Пойдём, обработаем твою руку.
— Я сегодня пропускаю тренировку по понятным причинам, но тренер-то нет. Точно готова так рискнуть?
Намекает на то, что в доме мы будем одни, и намёк работает: я начинаю волноваться. И это, как раз, то, чего я сейчас хочу — чувствовать. Гилл, как никто другой, умеет выводить меня на эмоции.
Язвлю в ответ приличия ради:
— Пусть я буду первой, кто сможет устоять перед твоим сногсшибательным шармом.
Гилл с сомнением усмехается, а следом мы одновременно выбираемся из машины.
Я веду его сразу на кухню, лезу в навесной шкаф за аптечкой и негромко спрашиваю:
— Зачем эти парни тебя ищут?
Гилл присаживается за стол, но я беру его за руку и веду к раковине. Включаю воду. Мышцы его лица слегка вздрагивают, когда я сую пострадавшую руку под холодную воду. Струйки воды стекают в слив, окрасившись в розовый.
Гилл прокашливается и немного сдавленно отвечает:
— В тот день я во второй раз угробил тачку того парня. Наверное, вместе со своими дружками, мечтает отомстить.
— Но он же сам виноват! — округляю я глаза.
Гилл сглатывает и опускает взгляд на свою руку под краном. Дергает свободным плечом:
— Он слишком туп для того, чтобы это понять.
Я выключаю воду, и тишина вокруг мгновенно начинает давить на уши. Тепло тела Гилла рядом тоже добавляет нервозности. Разворачиваюсь к нему лицом и осторожно обвожу пальцем кожу у небольших ранок:
— Теперь в наказание за несдержанность тебе будет больно держать биту. Пока ранки окончательно не затянутся.
Он отнимает руку и касается ею моей здоровой щеки. Я вздрагиваю от прохладного прикосновения. Пара капелек с пальцев скатываются по моей шее, вызывая зябкие мурашки.
— Сабрина.
Мольба, насмешка или злость. Голос слишком хриплый для того, чтобы я могла разобрать окрас интонации. А может, здесь всё вместе.
Я медленно отступаю, опираюсь ладонями в столешницу и подтягиваю себя на неё. Гилл, словно он магнит, который тянется ко мне, следует за мной и размещается между моих ног. Зрачки его глаз расширяются, но я вижу, что внутри него идёт борьба. Даже представить не могу, что такого, как он, может останавливать.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я накрываю его губы ладонью. Предупреждаю едва слышно:
— Не надо. У тебя есть феноменальная способность портить моменты своими словами.
Гилл усмехается, я отнимаю ладонь и успеваю поймать кривую улыбку. Секунду спустя он сжимает зубы, и под кожей скул играют желваки. Тёмный взгляд обжигающе ласкает моё лицо, задерживается на губах и спускается к шее. Я выдыхаю. Сердце неистово лупит в рёбра. Гилл медленно склоняется и касается влажными губами шеи. Его дыхание обжигает кожу ничуть не меньше, чем его горячий язык. Мои пальцы цепляются в отвороты его куртки и с силой сжимают плотную ткань.
Наши лбы соприкасаются, и губы замирают у моих…
Гилл поднимает руки, цепляет пальцами мою кофту и рвано стягивает её с меня. Я проделываю тоже самое с его курткой. Он отклоняется и сам стягивает с себя футболку. Порыв воздуха, и он снова близко. Дыхание учащается. Мои пальцы касаются горячей кожи груди, исследуют её упругость; его — ложатся на бёдра, забираются под подол сарафана и с нажимом скользят выше. Через пару мгновений я остаюсь без платья.
Гилл с рычанием зарывается лицом в ложбинку груди: целует, прикусывает и ласкает языком места укусов. Его ладони удерживают меня за спину, жгут кожу. Я зарываюсь пальцами в волосы на затылке и с оттяжкой перебираю мягкие пряди.
Остро-сладкие волны, рождающиеся в груди, волнами омывают тело. Снова и снова. От каждого движения чужих губ на коже. Страсть кружит голову. Болезненное томление внизу живота собирается клубком. Пульсирует. Требует больше того, что есть.
А когда Гилл жадно набрасывается на мои губы, лопается едва зажившая ранка в уголке, и боль ушибленной и потревоженной скулы невероятным образом смешивается с наслаждением.
Ощущения такие острые, оглушающие и желанные, что я прямо сейчас готова сойти с ума.
Чёрт, как же сильно я его хочу.
Такого неоднозначного, безумного и импульсивного.
Я жмусь к Гиллу ещё сильней, словно между наши телами остался хотя бы миллиметр свободного пространства. Мне жарко, дыхания не хватает, а внутри в буквальном смысле разливается раскалённая до бела лава.
— А… спросить… где… спальня… я… могу?
— Вверх по лестнице и… направо…
Гилл снова меня целует и одновременно с этим подхватывает на руки. Разворачивает нас к проходу. Мне жутко хочется его поторопить и рассмеяться от собственной нетерпеливости. Не представляю, как он умудряется не навернуться на лестнице со мною на руках, то впиваясь в мои губы, то в кожу шеи. Рамки с фотографиями на стене наверняка теперь висят криво.
Дверь громко ударяется о стену, когда Гилл её пинает. А следом он бросает меня на кровать и расстёгивает джинсы. Его пьяные от страсти глаза завораживают, но я умудряюсь самостоятельно стянуть с себя лифчик. Хочу кожа к коже. Чтобы ничего…
Мысль улетучивается, когда горячие пальцы, задевая кожу ногтями, рвано тянут вниз последний кусок ткани, оставшийся на мне.
А затем я проваливаюсь глубже в матрас от веса накрывшего меня тела.
Боже, это что-то невероятное…
Гилл опускает ругательство мне в губы, целует глубоко и отчаянно. Я оплетаю ногами его бёдра. От снедающего нутро желания всё внутри дрожит. Я извиваюсь и скребу ногтями кожу его спины. Гилл снова ругается:
— Проклятье, Сабрина. — Он думает секунду и рычит: — Ладно, твоя взяла — к дьяволу осторожность.
Ещё секунда, и резкий рывок наполняет меня, стремительно растягивает и вынуждает задохнуться от ощущений. Не болезненных, нет. Этой привилегии, к сожалению или к счастью, меня лишили. Нет, ощущения, ошеломляющие своей новизной и гармоничностью.
Именно к этому приводит обоюдная страсть.
Гилл ловит мой взгляд, его лицо напряженно, в серых глазах сквозит беспокойство на фоне снедающего его изнутри желания.
Чёрт, он сейчас красивее, чем когда-либо был до этого момента.
Я коротко киваю и закрываю глаза, когда он склоняется, чтобы поцеловать меня.
А затем Гилл начинает двигаться во мне, и это… Это не передать словами.
Мы не в состоянии перестать целоваться, хотя нам едва хватает дыхания. Легче и вовсе задохнуться, чем оторваться от желанных губ. Сплетаемся телами так, что не понятно, где мои руки, а где его. Кожа горячая и липкая от пота. Звуки, которые я улавливаю сквозь шум в ушах, опьяняют ещё сильней. Словно это возможно. Рванный стук сердца напротив собственного — добивает окончательно.
