В какой-то момент отец увидел мои подглядывания и понял, что я его не слушаю, он моментально взбесился. Глаза налились кровью, руки затряслись от злости. Он схватил меня за волосы и начал таскать из стороны в сторону. Я как тряпка на ветру, «мотылялась» из стороны в сторону, схватилась за волосы и за его руку, отец же только сильнее сжал мои волосы, намотав косу на кулак.
Я кричала и плакала, просила отпустить, но он будто оглох. На наши крики прибежала мама, она пыталась отцепить мои волосы от руки отца, повисла на его руке, от чего мне было еще больнее.
В какой-то момент во время нашей потасовки, отец со всего размаху приложил меня головой об шкаф, и это было последнее, что я запомнила.
— Не рассказывай, прошу, — подал голос Тимур, было слышно, что слова ему даются с трудом. Ему меня жалко, да мне и самой себя жалко. Уже не вернуть ту наивную, десятилетнюю девочку, ее больше нет.
Есть нынешняя Саша, которая плевать хотела на людей и их мнения, которая заперла свои чувства и эмоции, и теперь эту плотину прорвало. Я не хотела останавливаться. Я хотела выплакаться. Хотела, что бы меня пожалели, обняли сильные мужчины, которые мне не безразличны, что бы они поняли, что я стала такая не просто так. Что этого эмоционального «фрика» тщательно взрастили мои же собственные родители.
— Я хочу рассказать, вы дослушаете? — спрашиваю я у парней, а сама смахиваю слезы, которые не хотят заканчиваться.
— Конечно, прости нас, что мы затронули эту тему. Продолжай, — просит Давид.
— Я очнулась в больнице, у меня было сотрясение. Первым кого я увидела, была мать, которая сразу же зашипела на меня, что если я хоть, что-то расскажу медперсоналу или милиции, то отправлюсь в детский дом. Сразу же в палату пришел участковый, которому мама, рассказала, что у отца, случился эпилептический припадок, из-за моего плохого поведения. Он упал у меня в комнате и начал биться в конвульсиях, а я подбежала к нему и он в состояния припадка оттолкнул меня. Я упала, ударившись о шкаф головой. Участковый все записал со слов мамы, потом посмотрел на меня, и спросил, так ли все было. Я же в ответ молча кивала, и переводила испуганный взгляд на маму. Участковый по своему истолковал мой взгляд, подумал, что я его испугалась, и поскорее получив все необходимые подписи, ушел, оставив нас с мамой наедине.
Я молча плакала и смотрела на маму, она же перевела равнодушный взгляд с меня на окно. Посидела со мной пять минут, и сказала, что пойдет к отцу, у которого действительно был эпилептический припадок. Она обвинила меня, что я довела его до такого состояния, и ушла, оставив зареванную меня сидящей на кровати.
Пришедшая санитарка, которая начала мыть полы, бубнила о том, что я деточка, так упала сильно, что заработала сотрясение. И столько в ее голосе было сочувствия и нежности, что в груди защемило от недополученной материнской любви. Именно в тот момент во мне что-то сломалось. Основательно и бесповоротно. У посторонней женщине я вызывала больше сочувствия и сопереживания, чем у собственной матери.
Вот тогда-то я и одела на себя скорлупу отчуждения, больше ничьи слова не могли мне причинить вреда, не могли меня обидеть, не могли меня зацепить.
Кстати, после этого я стала носить короткую стрижку. Оказывается, отец так сильно намотал мою косу на руку, и в припадке сжал кулак, что мама не могла ее разжать. Она просто обрезала мне волосы, чтобы никто не узнал, что это было не просто падение.
Через неделю меня выписали, но в моей жизни ничего не изменилось.
После этого случая, и отец и мать во время попоек, приходили меня воспитывать, но я только молчала и кивала. Все их слова отлетали от меня, будто я была в броне. Их слова не долетали до меня, не цепляли и не обижали. Они стали мне посторонними людьми, просто людьми, в квартире которых я жила.
— А сейчас вы общаетесь? — спрашивает Тимур.
— Конечно, — горько усмехаюсь. — Как минимум раз в месяц мне звонит мать, и требует материальной помощи, в благодарность за то, что они меня вырастили. Кстати, сейчас они уже не тайные алкоголики, а пьют в открытую, никого не стесняясь.
— Зачем же ты даешь ей деньги? — ужасается Давид.
— Не знаю, откупаюсь ли, что бы она больше мне не звонила, — тихо отвечаю. Я сама не могу себе дать ответ, почему даю деньги. Я не знаю почему поднимаю трубку, когда вижу, что мне звонит мама. Наверно потому, что не смотря ни на что, она остается мне матерью, а где то внутри меня живет та, маленькая девочка Саша, которой обрезали косу, что бы скрыть, жестокость отца.
Я тихо плакала, уткнувшись в колени мужчины. Так и заснула, в крепких объятиях двух мужчин, и было мне так хорошо и тепло. Снилась мне маленькая белокурая девочка, которая звала меня и просила поскорее ее найти и спасти.
Глава 12.
Проснулась я вечером, так весь день и проспала, наплакавшись.
Около меня лежали двое мужчин, нежно приобнимая меня, поглаживая.
— Бездарный выходной, — говорю я, хриплым ото сна голосом.
— Выспалась? — улыбаясь спрашивает Тимур. Я поднимаю глаза и поплыла от такой нежности и …. жалости, сквозящей во взгляде.
Нет, нет, нет. Только не это. Мне жалось не нужна.
— Выспалась, отвезите меня домой. Хватит, нагостилась, — выпрямляюсь, пытаюсь привести волосы в порядок, так как чувствую, на голове полный бардак.
— В чем бело? — всполошился Давид, садясь на диване.
— Почему? — одновременно с Давидом спрашивает Тимур.
— Хочу побыть одна, — убираю руки парней со своего тела. К горлу снова подступает ком, снова хочу разреветься. Это плохо, я никогда и ни с кем не была такой, это пугает.
— Мы сделали, что-то не так? — допытывается Тимур.
— Нет, все хорошо, просто отвезите и все, — в голосе появляются истерические нотки, а предательский ком не хочет сглатываться. Так и норовит перерасти в следующую серию воспоминаний и истерики.
— Нет, ты останешься с нами, — вдруг властно заявляет Давид, а я уставилась на него.
— В смысле «нет»? — начинаю заводиться я.
— Саша, мы же видим в каком ты состоянии. Хочешь побыть одна? Хорошо. Можешь побыть одна в соседней квартире, — говорит Давид, вставая с дивана и протягивая мне руку, помогая подняться.
Я хотела домой, но скандалить и истерить не хотела. Даже приятно стало, что мужчины заботятся, беспокоятся, не хотят отпускать.
— Хорошо. Веди, показывай свою квартиру.
Мы с Давидом пошли на выход, а Тимур сбегал за моей сумкой и нагнал нас уже в прихожей у Давида в квартире.
Квартиры были диаметрально противоположные, не смотря на идентичность планировки. Квартира была в светлых тонах, и по своему хороша. Такие же три спальни, но вместо тренажерного зала и кабинета, был бассейн.
Как только я увидела эту красоту, глаза у меня загорелись и планка настроения поползла вверх.
