— Зачем он ему? Он ведь не приносит много прибыли.
— Престиж… Захотел себе дорогую игрушку для солидных дядей…
— Извини, отец, — Рома виновато опустил голову.
— Ладно, сын, разберемся. Надеюсь, всё это будет для тебя уроком, и в будущем подобного не повторится.
Роман собрался буквально за день: заехал в универ, написал нужное заявление, поговорил с Артемом и попросил друга присматривать за Алиной, а потом метнулся «На Фестивальную», чтобы попрощаться с друзьями и оставить им Чаплина.
Ребята не хотели отпускать парня просто так, поэтому вечером вся компания, включая Артема, собралась погонять шары, попить пиво и подбодрить парня, так как были в курсе всей истории. У Ромы настроение было, мягко говоря, не праздничным, он не хотел оставлять Алину в такой момент, да и неопределенность в их отношениях лежала на душе парня тяжким грузом. О том, что ждет его самого в этой клинике, он старался не думать.
Роман с улыбкой вспомнил, как удивился его брат, узнав об отъезде парня. Видимо, тот надеялся, что Рома как всегда проявит свой настырный характер и не согласится на просьбу отца, и это станет отличным поводом напоминать последнему про ненадежность младшего сына и даст возможность играть на страхе старика о наркозависимости его отпрыска.
Через два дня Рома улетел в Швейцарию.
Алина как добросовестный часовой проводила всё время в коридоре возле реанимационного блока, только на пару часов уезжая домой покушать и позаботиться о коте. Спала тут же на стуле, каждую минуту опасаясь, что её могут выгнать. Но видимо медицинский персонал, помня о громких связях девушки, не решался её трогать. Алина больше не плакала, слез, как ни странно, не было, но много молилась, вспоминая все слова, которым её учила бабушка, а иногда добавляя что-то и от себя. За это время она так похудела, осунулась, что напоминала собой не цветущую юную девушку, а скорее худощавого подростка.
Состояние бабушки понемногу улучшалось, поэтому на пятый день ее перевели в палату интенсивной терапии, и Алине было разрешено одно посещение продолжительностью не больше пяти минут. Правда, лечащий врач по-прежнему не хотел обнадеживать девушку, говоря, что кризис ещё не миновал, и им остается только ждать.
Когда Алина зашла в палату, с трудом сдержалась, чтобы не обнять хрупкое тело пожилой женщины, обвитое трубками и датчиками. Ей показалось, что за время болезни её бабушка постарела лет на двадцать и стала в два раза меньше, впавшие глаза, совсем побелевшие волосы, под тонкой словно пергаментная бумага кожей виднелись голубые реки-венки.
Девушка вспомнила, как в детстве гладила морщинистые руки пожилой женщины, которые с такой любовью обнимали её, и говорила, что у бабули очень нежная кожа и ей непременно хочется иметь такую же, а бабушка в ответ только смеялась и называла глупышкой.
Алина опустилась на колени и прижалась губами к родной ладони, которая сейчас пахла лекарствами, а не кремом для рук, который бабушка так любила. В этот момент женщина открыла глаза и заплетающимся языком позвала:
— Алиночка...
— О, бабушка, дорогая… — девушка не смогла сдержать слез радости. — Тебе нельзя говорить, береги силы. Я сейчас позову врача.
Но женщина слегка сжала руку внучки, останавливая её, и что-то проговорила.
— Что? Повтори, пожалуйста, — Алина наклонилась к самому лицу бабушки, но не могла ничего разобрать.— Родная, давай я кого-нибудь позову? Тебе плохо?
Женщина повторно сжала руку внучки и снова что-то из последних сил прошептала. Девушка старалась прочесть слова по губам, угадать по звукам, а внутри уже поселилась какая-то тревога. И тут она поняла слова бабушки:
— Нет времени…
— Бабулечка, не говори так, ты поправишься…
Женщина что-то прохрипела в ответ, и Алина опять склонилась к её лицу, не замечая бегущие по щекам слезы:
— Люблю....тебя...
— И я тебя люблю, бабушка, дорогая, — девушка целовала худенькие морщинистые руки и прижимала их к щекам, — Всё будет хорошо, ба, ты поправишься, вот увидишь!
— Будь… счастлива, — старушка на миг закрыла глаза, собралась с силами, — Живи... своей мечтой... а перед… твоим… отцом .. я …замолвлю... словечко.
— Не говори так, пожалуйста, ты поправишься! Я сейчас позову врача... Ба, я люблю тебя!
Алина вскочила и выбежала из палаты. Увидев в коридоре первого попавшегося мужчину в белом халате, она схватила его за рукав и со словами: «Нужна ваша помощь», потащила в сторону бабушкиных покоев, не обращая внимание на оказываемое ей сопротивление. Войдя в палату, мужчина посмотрел на стоящие возле больничной койки приборы и констатировал:
— Давление резко повысилось, она без сознания, — и, нажав тревожную кнопку, добавил, — мы переводим её в реанимацию, возможен второй инсульт.
Опять началась суета, Алину попросили не мешать и держаться в стороне, а бабушку перевезли в другую палату. Девушка, чувствовала, что в этот раз все молитвы бесполезны, что никакой ангел-хранитель больше ей не поможет, что надеяться не на что. Сама бабушка говорила так, будто не собирается бороться за свою жизнь. Алина уселась на уже знакомый ей пластиковый стул и стала рассматривать узор на стареньком линолеуме у себя под ногами. В голове, в сердце была зияющая пустота, а ещё самый сильный страх её детства, который поселился в душе после смерти мамы, — страх остаться совсем одной..
Через час к девушке подошел лечащий врач:
— Мне очень жаль, второй инсульт. Ваша бабушка умерла, — на его лице не было написано сочувствие, видно со временем, из-за дня в день сообщая такие новости, этот человек просто утратил способность сопереживать. Алина его не осуждала.
— Вещи пациентки и заключение о смерти получите завтра, во втором кабинете, после десяти часов утра. Соболезную, — с этими словами он удалился.
Девушка медленно сползла по стене, не заботясь о комфорте и приличиях, и уронила голову на колени. Рыдания вырывались из её груди, но она не пыталась их остановить или заглушить.
На следующий день состоялись похороны, на которых помимо бабушкиных соседок по квартире и даче, были Марина и Артем, приехавшие подержать подругу. Михайловский под руководством пожилых женщин взялся решать организационные вопросы. Девушка не могла описать словами, как она благодарна ребятам, как ей сейчас была необходима их помощь. Про Рому Алина боялась спрашивать, считала, что просто не имеет права на его участие после того, как сама порвала с ним.
После поминок, проводив гостей, девушка принялась разбирать бабушкины вещи. Марина хотела остаться, но Алина решила, что, видя её безутешное горе, подруга будет только расстраиваться и чувствовать себя беспомощной, поэтому заверив, что с ней всё в порядке, она принялась за работу.
Оказалось, что бабушка за всю свою жизнь не выбросила ни одной Алининой поделки, открытки, ни одного рисунка, записки или письма, она бережно всё складывала в коробки, иногда карандашом проставляя даты на «художествах» своей любимой внучки. Женщина старательно записывала все рецепты в толстую пожелтевшую и пропахшую ванилином тетрадь, хранила своё рукоделие, которым занималась ещё в молодости, свои немногочисленные украшения из добротного советского золота, которые мечтала передать по наследству Алине, наивно считая их подлинным богатством и поводом для гордости для любой молодой девушки. Каждая вещь навевала тихую грусть, пробуждая в душе водоворот самых разных воспоминаний.
