Она сказала с иронией, но мне почудилась в её словах надежда:
– Тогда, может, притормозить?
– А другие? Их не притормозишь.
Она попыталась допить кофе из пустой чашки, вздохнула, взяла из моей руки тоже пустую и поднялась, строгая и деловая.
– Вызывай машину, я помою посуду.
Раньше посуду в самом деле мыли, а сейчас достаточно поставить в раковину, автомат сделает всё, ещё и высушит, а потом расставит на полочке, так что выскочили из дому одновременно.
Никто никого не ждал и не бил в нетерпении копытом, и даже авто подкатило к подъезду, рассчитав расстояние и скорость с точностью до микросекунды.
Науку не остановить, подумал я мрачно на сиденье, что раньше считалось водительским. Всё ещё не по себе, что нет рулевой колонки, обшитая кожей баранка словно бы защищает от стремительно летящего навстречу мира, но мир меняется резко и быстро – принимай или уходи.
Ежевика вертит головой по сторонам, замечая, как стремительно меняется город. Даже высотные дома вырастают то здесь, то там, словно по волшебству, а старые преображаются так, что и не скажешь насчёт фундамента боярских времён.
Аккуратная линия высоких деревьев, что днём даёт тень, а ночью освещает яркой листвой улицу, символическая линия бордюра, где раньше нелепо смотрелись в ряд глыбы тяжёлого камня, а сейчас незримую линию контролирует компьютер, за которую ни один автомобиль не проедет, за исключением санитарной или пожарной команды.
– Что ты задумал?
– У меня важная встреча, – сообщил я кратко.
– В выходной?
– В жизни выходных не бывает.
– Молчу, – ответила она послушно.
– Да ладно, щебечи. Всё равно не слушаю.
Она спросила обиженно:
– Тогда зачем?
– Твой голос успокаивает, – пояснил я. – Женщин вообще никто не слушает, когда они женщины. А когда говоришь о программировании, ты не женщина и не самец, а третий вид, к которому принадлежим мы. Более совершенный, чем люди.
– А этики?
Я отмахнулся.
– То вообще питеки. Даже денисовцы.
Через два квартала автомобиль резко затормозил и прижался к красной линии, разделяющей тротуар в его прежнем значении и проезжую часть.
– Шеф? – пискнула Ежевика.
– Встреча, – сообщил я.
Она только открыла ротик, но послушно захлопнула, в нашу сторону уже идёт по тротуару нечто подобное статуе командора в его металлическо-хромовом исполнении.
Марат от шеи и подошв нагло сверкает металлом, как будто совсем киборг, хотя полностью заменил только руки и ноги, а всё остальное пока своё, пусть внутренности и отпечатанные на принтере, но все из собственных стволовых клеток, только грудь для пижонства укрыл, как римский легионер, стальным панцирем с затейливым гербом собственной выдумки.
Прохожие откровенно таращатся, одни с осуждением, другие с одобрением и даже завистью, это не пирсинг вколоть или тату бросить по всему телу, это уже высший класс и вызов старому миру!
Я распахнул дверцу заднего сиденья.
– Садись, расскажу по дороге. Ты чего такой довольный? Печёнку сменил?
Он ловко забрался на заднее сиденье, ответил густым красивым голосом оперного певца:
– Это у вас печёнки, а у меня печень. А сменил дважды, знаете…
– Нет, – пояснил я, – на железку.
Он развёл руками.
– Прототип ещё не запустили в серию. А как только, то сразу. Хайтек не женщина, меня ещё ни разу не подвёл.
Ежевика обиженно нявкнула:
– Харасменист!
– Факты, – потребовал Марат.
– Этика выше законов, – сказала она гордо. – Потому факты не играют роли. Я тебя по судам затаскаю!..
– Куплю мороженое, – предложил Марат.
– Два, – выпалила она победно. – Шоколадное с крошками!
– По рукам, – сказал он с тяжёлым вздохом. – Вот так и проигрываем в титанической битве полов.
Автомобиль терпеливо выждал, пока такое медлительное по нормам электронного мира существо вдвинется в салон и очень неспешно, будто играет замороженного, опустится на заднее сиденье.
Нас вжало в спинки кресла, по обе стороны стремительно понеслись навстречу, тут же пропадая за спиной, деревья и здания, автомобиль педантично старается уложиться в указанное для встречи время.
Я поглядывал в зеркало на уютно устроившегося сзади Марата. Совсем недавно, я уже оканчивал школу, такие, как он, были обречены умереть во младенчестве или в лучшем случае подростками.
Но медицина идёт даже не широкими шагами, а скачками. Какие-то болезни излечили, какие-то пока остановили, а там, где пока медики разводят руками, неожиданно помогла робототехника.
Источенные остеопорозом кости ног и рук заменили настолько совершенными протезами, что Марат всерьёз ощутил превосходство над остальными людишками, которым такое счастье только предстоит. Приземлённой науке, работающей на сегодняшний день, проще выращивать из стволовых, чем разработать механическую.
Он перехватил мой оценивающий взгляд, понял ход мыслей, сказал весело:
– Шеф, прогресс не остановить, сами знаете. Присматриваюсь к желудку, уже тестируют синтетические!
– Да зачем тебе? – сказал я с неудовольствием. – Свой пока справляется?
Он широко и победно заулыбался. Мало ли что совсем недавно был обречён с букетом болячек, зато сейчас поглядывает на дураков с тем же превосходством и жалостью, с каким те смотрят на него.
– Шеф, скажи лучше, куда едем?
Ежевика помалкивает, мордочку сделала таинственной и загадочной, я проговорил с небрежностью:
– Договорился о встрече с Джином.
Он охнул, сказал жарко мне в затылок:
– Самим Фраерманом?
– Ого!.. Я всегда мечтал с ним познакомиться. Его работы просто взрыв мозга!
– Есть шанс, – сказал я. – Пообщаемся в кафешке, это рядом с их небоскрёбом. Давно подбиваю клинья, надо бы сманить к нам.
Он присвистнул.
– Хорошо бы. Понятно, зачем здесь я.
Я улыбнулся.
– Ты ему точно больше понравишься.
Он сказал деловито:
– Мы вдвоём, да?.. Но это не сугубо деловая встреча, всё-таки в грёбаный выходной обязаны отдыхать после трудовой недели, иначе штраф и понижение репутации. Потому для отмазки эта самочка? А это весьма кстати.
Ежевика обиженно взвизгнула, я воззрился на него в изумлении.
– Ты чего?
Он бесстыдно ухмыльнулся.
– Фраерман не весь железный. Я про него кое-что знаю, да он и не скрывает. Напротив, хвастает.
